— Какие шансы у него? Какие последствия для нас? — Уэки не была ни бездушной стервой, ни чужим человеком, которого личные проблемы семьи Хаяси не касаются.
Однако, оценив состояние подруги, Ута приняла осознанное решение: кто-то из двух сейчас должен превратиться в камень.
— У него ты видишь сама. — Хонока с каменным лицом ткнула в свой смартфон в чужих руках. — А для нас…
— Стоп! Отсюда, — айтишница подняла гаджет экраном от себя, — я не вижу никаких прогнозов: только диагноз и планы на три часа, включая операционное вмешательство.
— Это и есть шансы. Если о них не пишут прямо, значит, их нет.
— Понятно. — Айтишница оглянулась, не поленилась сходить к дальней стене, взяла стул и вернулась с ним на газон.
— Здесь растения. — Ватной безэмоциональной куклой отреагировала Хаяси на впившиеся в траву ножки.
— Неважно. Какие последствия для нас?
— Его пакет акций был размещён месяц назад в качестве залога под последнюю кредитную линию, — финансистка имела в виду привилегированные акции одного из ключевых учредителей. — То, что он сейчас вне игры, Хьюга однозначно будут пытаться использовать против нас.
— Мы остались без блокирующего голоса?
— Да. И в Совете директоров, и в Наблюдательном совете.
Устав Йокогамы был написан давно и по очень несовременным правилам. Голоса ключевых акционеров и их контрольные и блокирующие пакеты управлялись слишком инерционно.
В переводе на нормальный язык, пока Хаяси Юто жив, его право в корпоративном управлении не может быть передано никому. Даже несмотря на недееспособность.
Соответственно, компания из конструкции с двумя полюсами только что превратилась в однополярную. На непонятное время. С подавляющим перевесом семьи Хьюга.
— У меня голова не варит, — бросила финансистка. — Чувствую себя сукой.
— Почему?
— Врачи практически открыто заявили, что шансов у него нет.
— Я держу в руках твой телефон и в нём об этом ни слова, — возразила Ута.
— Повторяю ещё раз. В нём нет ни слова о его шансах в процентах именно потому, что нет самих шансов.
— Говори дальше.
— Получается, в наших интересах, если говорить о материальной стороне, желать, чтобы он поскорее умер.
Уэки ничего не сказала, лихорадочно гоняя в голове по кругу услышанное.
Пока Хаяси Юто не придёт в себя, его старинный компаньон и ровесник Хьюга будет единственным фактическим источником власти. Со всеми вытекающими для группы Хаяси-Уэки, их команд, проектов, каналов финансирования, перечислять можно до бесконечности.
Но если верить родной внучке больного (у неё свои отношения с той клиникой), на приход в себя Хаяси-старшего рассчитывать не приходится в принципе. Соответственно, чтобы высвободить механизмы передачи власти, наследникам действительно нужно молиться, чтобы старик поскорее умер.
Чего ни один здравый человек в адрес близкого родственника делать не будет.
— Врагу не пожелаешь, — подвела итог Уэки.
— Ну.
— Хонока, соберись! — Резкий голос айтишницы хлестнул по ушам подруги, словно бич. — Если не сдаваться, что можно предпринять? Отец что говорит?
— Они с матерью в истерике, я б рассчитывала только на себя.
— Что можно предпринять?!
— Законного или не совсем?
— Без разницы. О морали и законе забудь на следующие две минуты. Просто перечисляй и не думай о постороннем.
Хаяси вздохнула, потянулась вверх на задержке дыхания, резко выдохнула и начала говорить.
Ута мысленно поставила плюсик стажёру. В преддверии сегодняшнего возможного ночного аврала он на каком-то этапе дисциплинированно прислал в их конференцию на троих сообщение: «В бассейне, Атлетика. Телефон в раздевалке, какое-то время не на связи. Если срочное — я на воде».
Сейчас хоть было понятно, где его искать.
Она поднялась на этаж спорткомплекса, прошла пару электронных дверей универсальным ключом директора департамента и замерла в выложенном плиткой проёме перед выходом непосредственно к ваннам бассейна: бортики имели один уровень с поверхностью воды, последней доходило и по щиколотку.
От присутствующих внутри её закрывала большая квадратная колонна, потому пикирующиеся Решетников и Хьюга Хину айтишницу не видели.
Зато она их обоих отлично слышала: по дневному времени народу почти не было, только три человека во втором лягушатнике, в противоположном конце водной арены, наверное, почти сотня метров.
Ута понятия не имела, из-за чего парочка сцепилась, но ситуация почти вышла из-под контроля: Решетников добросовестно распустил слюни при виде женской анатомии, откровенно выставленной напоказ. Даже делал из воды вялые попытки наладить определённого плана контакт, безуспешно: несмотря на прошаренность в психологии, что-то у него не складывалось.
С другой стороны, возможно, даже он не понимал, с кем имеет дело.
Хьюга же абсолютно искренне и в мыслях не держала, что кто-то может её не знать, раз. Бассейн этот, как и ресторан на крыше, числился за их фамилией, но, в отличие от кабака, был записан только за ней, это два.