Кто ты такой

Ничего не изменилось. На меня смотрел Шан. Его глаза были широко открыты, а лицо изображало сильный испуг. Присмотревшись, я заметил, что у него в руке точно такой же свитер, который только что не налез на меня. Такая же, как у меня, рубашка была явно мала ему и была натянута так, что было непонятно, почему ткань до сих пор не лопнула. Пуговицы на ней были оторваны.

Я смотрел на дырки, оставленные вырванными пуговицами и испытывал странное ощущение. Казалось, что я что-то понял, но это было как бы понято не всем мозгом, а какой-то его частью, которая была несколько вне сознания. Мысль никак не могла оформиться, пока я не услышал в тишине свой голос: "Это же я". Сначала я не поверил этому голосу, но, услышав его, вздрогнул. Вздрогнул и человек в зеркале, доказывая, что является моим отражением.

Я подошёл к зеркалу, приложил ладонь к прохладной поверхности и тихо, внимательно рассматривая своё новое лицо, произнёс:

-Здравствуй, Рапман.

* * *

Я нашёл в шкафу какую-то большую тёмную куртку, надел её и пошёл на кухню, где и просидел до утра. Спать совершенно не хотелось, и я собирался не спать всю ночь, так как знал, что если я засну в полчетвёртого ночи, то полностью собью себе график и стану спать днём. Если бы это произошло, то я попал бы в информационный вакуум, так как найти какое-нибудь занятие в этой стране можно было только днём, а ночью здесь даже не с кем поговорить, не говоря о том, что ночью всё, не считая дворца, утопает в кромешной тьме, так как уличное освещение отсутствует как класс.

Когда стало светлеть, я почувствовал лёгкое головокружение и озноб. Найдя градусник, я засунул его под мышку и, через десять минут, обнаружил, что серебристый столбик ртути занял всё отведённое ему в стеклянном стержне пространство. Это значило, что моя температура была несколько выше той температуры, после которой у нормального человека становится невозможен обмен веществ, то есть, если бы я всё ещё был человеком, то был бы уже мёртв. Не могу сказать, что этот факт меня сильно обрадовал, но и огорчить он меня уже не мог.

Я уже начал придумывать, что скажу Холи по этому поводу, когда увижу её, но мне неожиданно стало хуже и, с величайшим трудом добравшись до комнаты, лёг на кровать и заснул.

Проспал я до позднего вечера следующего дня, но, несмотря на то, что спал я днём, проснувшись, чувствовал себя просто превосходно.

Было девять вечера и, подойдя к окну, я увидел, что в городе светится необыкновенно большое количество окон. Я пошёл на кухню, поел, удивившись тому, что мои вкусовые ощущения исказились до неузнаваемости. То есть, не исказились, просто некоторые составляющие вкуса исчезли, а вместо них появились другие.

Я вышел из дворца, небо очистилось, и звёзды были так хорошо видны, что в некоторых местах сливались в однородное серое свечение. Вокруг не было ни души. Я выкурил сигарету, снова удивившись изменению вкуса, и пошёл искать Холи. В своих поисках я обошёл дворец сверху до низу, а потом добрался и до монастыря.

В монастыре было темно, казалось, монахи поспешно ушли отсюда, оставив всё на своих местах. Я, отчаявшись найти Холи, решил осмотреть это здание, так как до этого у меня не было возможности это сделать. Я поднимался по крутой тёмной лестнице, освещённой факелами, пока не достиг последнего этажа. Ничего интересного я не заметил, но мне было бы обидно просто спуститься обратно, поэтому я вошёл на этаж, и медленно пошёл по тёмному коридору. Вдруг я заметил, что из-под одной двери вырывается тонкая полоса света. Я подошёл к двери и прислушался.

В комнате было несколько человек. Они что-то обсуждали на местном языке, и хотя я уже начал понимать его, но был не в силах разобрать ни слова, так как когда говорили шёпотом, мне ещё было трудно уловить смысл. Несколько раз я расслышал своё имя, потом имя Рапмана. За дверью явно спорили, я узнал Шана и Холи, остальные голоса я не мог идентифицировать, скорее всего потому, что я просто не знал их обладателей. Судя по тому, что собеседники с шёпота перешли на обычный голос, а потом и на крик, я понял, что вопрос, выясняемый за дверью, не имеет подходящего для всех решения. Внезапно Холи крикнула, от волнения перейдя на русский язык "Вы не посмеете!". Меня словно втянуло в комнату, я вспомнил, что точно такой же крик разбудил меня накануне.

Как только я оказался в комнате, там воцарилась полная тишина, но напряжение спора, казалось, сделало воздух вязким, как жидкость. Я медленно осмотрел окружающих. Они казались абсолютно спокойными, лишь Холи вытирала глаза ладонью. Тишина затянулась, и с каждой секундой становилась всё глубже. Во мне появилось чувство безысходности, которое стало нарастать, подогреваемое тишиной. В тот момент, когда я понял, что сойду с ума, если отсутствие звуков будет продолжаться ещё секунду, оконное стекло разлетелось в пыль. Этот резкий звук, показавшийся очень громким из-за тишины, сломал хрустальную стену молчания.