Кто ты такой

В наушниках послышался треск, а потом заиграла музыка. Это была какая-то непонятная песня, единственное, что я из неё вынес, это то, что из ситара, оказывается, тоже можно извлекать довольно сложные мелодии. Когда музыка стала стихать, я уже жалел, что так опрометчиво согласился на включение магнитолы. Дело было в том, что в шлемофоне не было регулировки по частотам, отчего низких и высоких было почти не слышно, а средние частоты находились на непомерно высоком уровне. Это, мягко говоря, давило на психику. Я сказал пилоту, что у меня треск в наушниках, и я не могу слушать дальше, но он не отозвался. Я видел впереди себя блестящий купол его шлема, но никаких признаков жизни он не подавал. Мне стали представляться различные неприятные вещи, например, что у пилота вдруг случился инфаркт или инсульт, и мне теперь предстоит погибнуть в авиакатастрофе, или что отказала электроника, и теперь пилот выпрыгнет с парашютом, а я, по причине отсутствия оного, буду вынужден продолжить полёт.

Музыка, тем временем, окончательно стихла и в наушниках воцарилась тишина. Я почувствовал, что если в ближайшую минуту не убежусь в том, что пилот жив, то могу запросто начать сходить с ума. Я постучал по борту, но пилот не среагировал. В наушниках зашипело, а потом раздался резкий и очень громкий по контрасту с предшествовавшей ему тишиной голос:

-Что, нервничаешь?

Меня прошиб холодный пот. Это был голос Шана. Шан подождал, сделав театральную паузу, рассчитанную на произведённое впечатление, а потом продолжил:

- Мы использовали все методы, но ты остался глух к голосу разума, пришлось прибегнуть к нестандартным. Кстати, запомни: если ты снимешь маску, то максимум через три минуты потеряешь сознание. Кислород - вещь, в каком-то смысле, незаменимая, так что удачи тебе подышать. Да, тебе понравился спектакль с партизанами? Жаль, что я об этом, может, и не узнаю. Ну ладно, а теперь можешь слушать музыку дальше...

Голос Шана прервался и из новообразованной тишины снова выплыли размазанные звуки ситара. Я даже не успел как следует подумать, что Шан имел ввиду, говоря о кислороде.

Я оторвал маску от лица, холодный воздух обжёг лёгкие. Я сделал несколько вдохов и понял, что дышать этим воздухом настолько же полезно, как ловить машину на крыше дома.

Когда я надел маску обратно и вдохнул тёплый насыщенный кислородом воздух, во рту появился неприятный сладковатый привкус. Я заметил, что самолёт уже в третий раз пролетает мимо ангаров, а на поле собралась уже порядочная толпа народа. Изображение поплыло куда-то вправо, глаза стали слипаться, но я боролся до последнего.

Глаза уже закрылись, а я всё ещё пытался не отключиться. Правой рукой я ударил по стеклу кабины, надеясь что ветер всё-таки приведёт меня в сознание, но я не учёл, что самолёты выпускают с очень толстыми и, по возможности, пуленепробиваемыми стёклами...

* * *

Я очнулся в полной темноте. За стеной, у которой я лежал на чём-то, очень отдалённо напоминающем кровать, были слышны звуки капающей воды. Левая рука затекла настолько, что я не чувствовал её и не мог ей пошевелить. Я попытался перевернуться на другой бок, но почувствовал, как голова резко закружилась - сказывалось ещё не окончательно прошедшее действие газа, которым меня усыпили в самолёте. В голове тихо, но очень противно гудело, мысли не связывались, а каждая попытка пошевелиться грозила полным и мгновенным опустошением желудка. Не знаю, как остальные, но я, когда долго не могу пошевелиться, в конце концов, засыпаю. Так произошло и на этот раз.

В следующий раз я пришёл в себя, когда вдалеке раздались громкие шаги и звон металлических частей какого-то механического устройства, сопровождаемый скрипом, всё это было похоже на звук, с которым обычно открываются заржавевшие замки. Так, собственно, и оказалось. Когда звук повторился, он уже исходил с гораздо более близкого расстояния, а после того, как он прекратился, в комнату хлынул тусклый, но на мгновение ослепивший меня из-за предшествовавшей ему темноты, пучок электрического света.

Когда глаза привыкли, я разглядел в дверном проёме высокую и очень худую человеческую фигуру, стоявшую, привалившись к косяку. Человек, видимо заметивший, что я подаю кое-какие признаки жизни, сказал резким и надтреснутым голосом (мне почему-то представилось, что его голосовые связки сделаны из пластмассы.):

-Пой-дём.

Он так произнёс это слово, что я понял, что он не только не знает его значения, он ещё и очень не хочет его знать. Я продолжал чувствовать себя очень плохо, и поэтому у меня не было сил на размышления, стоит ли сделать то, что он просил, или оставаться лежать на кровати. Я встал и медленно подошёл к выходу. Как только стражник понял, что я встаю, он перехватил автомат, до этого висевший у него за спиной и направил его на меня. Было ясно, что слухи о моих похождениях достигли и этих мест.