Кто убьет президента?..

И Потемкин услышал, как по другой линии О’Рэйли передает вызов патрульным. Даунтаун патрулируется тщательно. Патруль на удачу оказался недалеко – сирена зазвучала почти сразу же. Двое бросились бежать, прихватив с собой коренастого. На земле остался один и Потемкин, прижав коленом, надел ему наручники.

Сдав лежавшего подъехавшим полицейским, Потемкин тронулся к своему «Кадиллаку». Он был почти на сто процетов уверен, что женщины, из-за которой начался конфликт, давно и след простыл. Однако она ждала его в стороне – так, чтобы не попасться на глаза патрульным. И, когда Потемкин уселся за руль, потихоньку приблизилась и постучала в стекло.

Дыхание у молодой женщины еще не вполне восстановилось, но настроена она была решительно.

– Вы меня спасли! – выдохнула она. – Но эти… они меня все равно в покое не оставят. Дайте мне ваш номер.

– Вас подвезти? – справился Потемкин, передавая карточку.

– Только до автомобиля – он на соседней улице.

– Еще раз – спасибо! – это она сказала, уже выходя. – Обождите минуту…

Она достала из серого «Сааба» свою визитку, передала Потемкину, села в машину и резко взяла с места – только покрышки взвизгнули.

«Линда Корленд, свободный журналист», – значилось на кремовом прямоугольнике. Бумага на ощупь была дорогая, чуть шершавая.

– Что же ты мне хочешь рассказать, свободный журналист? – пробормотал себе под нос Потемкин, сворачивая к дому Хесуса Перейра.

Говорят, в жизни всё уравновешено. Неожиданная стычка на пути к убийце как бы уравновесилась неожиданной легкостью его ареста. С Хесусом Перейра всё вышло не так, как ожидали агенты. Во-первых дом его подруги оказался не в трущобной, а во вполне благоустроенной части даунтауна. Во-вторых, подкрепление, которое по указанию Потемкина О’Рэйли вызвал к дому, где жил подозреваемый в убийстве, к счастью, не понадобилось. Услышав стук в дверь и слова «Федеральная служба!», Хесус Перейра отворил Потемкину и О’Рэйли и поднял руки, сдаваясь.

– Я сам собирался к вам идти… Я вам всё расскажу. Видит бог, я ни в чем не виноват. Я сам не знаю, что это было, клянусь святым Антонием…

* * *

Доклад о вчерашних делах (О’Рэйли успел побывать и в театре Аткинса), уложился в три минуты. Ничего интересного. О’Рэйли умолк, Потемкин глядел на него, ожидая.

– Что-то еще?

– Аткинс после вчерашней репетиции передал мне видеозапись посещения их театра… знаете, кем?.. Не поверите: Грюнвальдом! Да, тем самым, которого убили… И убили через два дня после этого посещения.

– Что Грюнвальд делал у Аткинса?

– Много чего…

– О’Рэйли, будьте конкретны.

– Простите, сэр. Грюнвальд, оказывается, был давно знаком с Аткинсом. Театр ведь тоже – вроде как угнетенное меньшинство… Ну, кому по большому счету нужны театры в нашей сегодняшней жизни? И Грюнвальд помогал театру – собирал деньги на постановки, принимал участие в организации благотворительных вечеров… И вот в тот вечер Аткинс его пригласил, чтобы познакомить с идеей новой постановки «Гамлета». Режиссер там вроде бы готовит что-то конгениальное… Ну, и деньги нужны, соответственно. Грюнвальд попросил, чтобы встречу снимали на видео. – У Грюнвальда дома, вы помните, наверное, мы обнаружили целый архив, посвященный его благотворительной работе.

– Ты хочешь, чтобы я это всё смотрел?

О’Рэйли собрался с мыслями.

– Не знаю, сэр. Строго говоря, конкретной информации, касательно убийства Грюнвальда, вы там не почерпнете. Но я, когда смотрел это дома вчера вечером, не мог избавится от мысли, что должен это вам показать. – И, предупреждая вопрос Потемкина, прибавил: – Реально там вам могут быть интересны минут семнадцать – двадцать. Я знаю хронометраж…

Потемкин взглянул на часы: двадцать минут у него было.

И вот на экране круглолицый сияющий Грюнвальд входит в репетиционный зал. Снисходительно кивает на дружные аплодисменты, по дороге к сцене здоровается с окружающими, девушек обнимает – кого по-американски, сближаясь только для видимости, почти не касаясь, – так здесь имитируют проявление бурных чувств. Кого-то из девушек обнимал Грюнвальд и вполне всерьез, так что О’Рэйли даже крякнул в своем кресле справа от Потемкина. Особое внимание Грюнвальд уделил Кэролайн – Офелии, и за талию обнял, и расцеловался двукратно, и задержался с вопросами. Кэрол отвечала любезно, но руку Грюнвальда со своей талии отодвинула – не демонстративно, но непреклонно.