На другой стороне листа я написал:
1) недоразумения между родными бывают очень часто, но чтобы недоразумения эти приводили к преступлению — это большая редкость;
2) исчезновение Джен могло не иметь ничего общего с преступлением;
3) если Мэри и обвиняла свою кузину, то, с другой стороны, она же открыто при всех объявила, что никого не может заподозрить в этом убийстве; в первом случае слова свои она произнесла под непосредственным впечатлением от происшедшего — они могли быть необоснованными;
4 и 5) ни в чем не повинные люди иногда запутываются в показаниях, что служит поводом к возникновению подозрений против них.
Но ключ? Что можно было сказать в пользу Элеоноры по этому поводу? Ровно ничего. Благодаря этому она все еще должна была оставаться под подозрением, ведь она не хотела объяснить, каким образом он попал к ней; в этом должен был сознаться и я, как бы ни хотел утверждать противное.
Дойдя до этого пункта, я отбросил бумагу и взял в руки вечернюю газету. Первое, что бросилось мне в глаза, были следующие строки:
Это стало для меня по крайней мере некоторым утешением. Значит, пока еще Элеонору не обвиняли в убийстве. Но что принесет нам следующий день?
«Она не может быть виновна, — говорил я себе, вновь и вновь пытаясь убедить себя в этом. — Но каковы доказательства ее невиновности? Только ее красота?»
Совершенно опечаленный, я бросил газету и пошел вниз, поскольку каждую минуту ждал, что мне принесут телеграмму в ответ на посланную мною мистеру Виллею. И действительно, вскоре я ее получил. Я быстро вскрыл депешу: ее отправил владелец отеля, где остановился мой патрон. Содержание ее было следующее:
«Вашингтон, мистеру Эверетту Рэймонду.
Мистер Виллей лежит больной у меня в доме; опасаясь последствий, телеграмму ему не показывал. Сделаю это по возможности в скором времени.
Томас Ловерти».
Я снова в раздумьях вернулся в свою комнату. Почему вдруг я почувствовал такое облегчение? Неужели боялся и не желал возвращения моего патрона? Кто же, кроме него, собственно говоря, мог бы направить меня на настоящий след? Ведь ему лучше, чем кому-либо, были известны все подробности частной жизни этой семьи. Неужели я, Рэймонд, в данном случае боялся узнать правду?
Нет, этого никто не смел утверждать. Я вынул свои заметки и против № 6 написал: «Подозрительно».
Таким образом, никто уже не мог упрекнуть меня, что, ослепленный женской красотой, я не желал видеть подозрительные обстоятельства даже там, где они были очевидны. Тем не менее я повторял про себя: «Если она скажет, что не виновна, я поверю ей». Мы, в сущности, рабы своих ощущений и предрассудков.
Глава XI
Приглашение
В утренних газетах появились новые и более детальные подробности об убийстве. С лихорадочной поспешностью я просмотрел все публикации, относившиеся к этому делу, но не нашел ни малейшего намека на то, что так боялся увидеть. Джен, таинственно исчезнувшую в ночь убийства, не только подозревали как соучастницу в этом страшном преступлении, но даже были готовы объявить ее главным действующим лицом. Никому и в голову не приходило упомянуть имя мисс Элеоноры в связи с этим убийством.
В «Таймс» было напечатано: «Сыщики уже напали на след беглянки», а в «Геральд» разместили объявление:
«Родственники покойного мистера Левенворта обещали вознаграждение тому, кто сообщит какие-либо сведения о Джен Честер, исчезнувшей 4 марта из дома № 5. Девушке на вид двадцать пять лет, она по происхождению ирландка, ее приметы следующие: стройная фигура, волосы темные с рыжеватым оттенком, свежий цвет лица, недурна собой, маленькие руки, пальцы исколоты иголкой, большой размер ноги. Она была одета в клетчатое платье, белое с красным, на плечи накинут зеленый шерстяной платок. На правой ее руке большой шрам от ожога, на левом виске несколько следов от оспы».