Кто убил герцогиню Альба, или Волаверунт

Вопрос. – Ваше имя?

Ответ. – Франсиско Дуран-и-Конде.

В. – Кем вы приходитесь покойной?

О. – Я домашний врач, с 1798 года.

В. – Вы сменили дона Хайме Бонелльса?

О. – Бонелльс уже успел сказать? Бедный старик. Для него это было нелегко, и он не может забыть об этом. Он говорил обо мне очень плохо?

В. – Пожалуйста, доктор Дуран. Мы вам повторяем: спрашивать – наше дело. И наш допрос совершенно конфиденциален.

О. – Хорошо-хорошо. Я понимаю. Так лучше. Не будем терять времени напрасно. Спрашивайте.

В. – По какой причине вы стали врачом сеньоры герцогини?

О. – Да по самой обыкновенной. Меня рекомендовали. Я вылечил детей в семье Бенавенто-Осуна. Герцогиню же мучили головные боли, которые никак не поддавались лечению… Ну, короче говоря, старик Бонелльс не мог попасть с ними в точку. А я смог. Большой заслуги здесь нет. Вся медицина – наполовину возможность, наполовину слепой случай. Искусство, еще не вышедшее из пеленок. И лучше знать об этом.

В. – Считаете ли вы, что организм вашей пациентки, сеньоры герцогини, был ослаблен и подвержен…

О. – Это слишком общие утверждения, они простительны для профана, но не для человека науки. На герцогиню благоприятно действовало мое лечение, и плохо – лечение других. Ей было, как я полагаю, около сорока лет. Возраст, когда организм уже отступает на несколько пядей перед смертью.

В. – Имеется ли у вас достаточно ясная идея о том, что вызвало эту смерть, такую неожиданную и… скажем, насильственную?

О. – Дело в том, что, когда я приехал, она уже умирала Вы знаете, что ее близкие искали меня в течение всего дня, но я, как вышел из дома, все еще не возвращался… Обстоятельство, достойное глубокого сожаления. Может быть, мне и удатось бы сделать что-то. А в том состоянии, в каком я ее нашел, лучше всего было оставить ее умирать спокойно.

В. – Так вы допускаете, что она могла умереть по какой-то посторонней, внешней по отношению к ее организму причине?

О. – Что вы хотите сказать? Поясните.

В. – Яд…

О. – О боже! Я так и думал. Как ужасно! Яд? Хотя почему бы и нет? Но с другой стороны: почему да? Нет никаких строго научных доводов, что заставляли бы нас прийти к такому заключению. Это просто гипотеза… из пьесы или из романа! Хотя у меня нет строго научных доводов и для того, чтобы отбросить ее. Хотите, скажу вам правду? Для меня версия насчет яда правдоподобна не больше, чем гипотеза относительно мадридских миазмов или андалусийской заразы… Одно стоит другого. Все это умозрительные рассуждения, не опирающиеся на факты… Но мы ведь не собираемся подвергнуть из-за них тело бедной герцогини вскрытию, не так ли? Тогда удовольствуемся медицинским заключением, которое я согласовал с Бонелльсом: «Сим удостоверяется, что смерть тра-та-та тра-та-та доньи Марии Тересы тра-та-та тра-та-та по причине кишечной лихорадки, вызвавшей тра-та-та тра-та-та…»

В. – Спасибо, сеньор доктор, можете быть свободны.

О. – Да, кстати. Добрая душа Каталина только что сообщила нам, что сегодня к вечеру все мы приглашаемся в контору нотариуса, где будет зачитано завещание герцогини. Очевидно, нам оставлено какое-то наследство. Бонелльсу тоже. Надеюсь, его доля будет не меньше моей. Этого он бы не перенес. У него очень высокое кровяное давление. Если вы придете завтра, сеньор полицейский, возможно, всем нам уже будет что праздновать. Ведь герцогиня была на редкость щедрой. Хотя каждый, я уверен, предпочел бы вместо этого видеть герцогиню живой, видеть, как она поет, как порхает по своему дворцу. Яд? Слишком мелодраматично, сеньоры.

В. – Вы можете быть свободны, доктор Дуран.