Кто убил президента Кеннеди?

Есть что-то общее в ремесле прокурора и в ремесле исторического романиста. Оба должны сделать свою историю правдоподобной, оба должны убедить — присяжных или читателя, — что все так и было на самом деле. Есть такая же аналогия между ремеслом литературного критика и ремеслом адвоката. Критик имеет право разнести любой роман, и никто не потребует, чтобы он переписал его в улучшенном виде, рассказал, как было на самом деле. Также и от адвоката не требуется выстраивать свою версию событий: достаточно если он разобьет аргументы обвинения.

Все критики Отчета комиссии Уоррена вели свою работу именно по «адвокатскому» принципу. Они доказывали, что обвинения против Освальда выстроены недостаточно прочно. Но никто из них (за редким и частичным исключением) не пытался предложить свою версию событий. Они только настаивали на том, что расследование велось безобразно, поэтому нужно провести новое. Они добились нового расследования, но и оно не принесло удовлетворения. Все позитивное, что смог предложить Комитет Стокса в 1978, укладывается в формулу: «Мы убедились, что президент Кеннеди был убит в результате заговора, но не смогли выяснить, как и кем злодейский умысел был приведен в исполнение».

Пока независимый исследователь нападает и критикует, он опасен, неуязвим и неуловим, как воин-кочевник. Но кочевник неспособен выстроить ничего прочного и долговечного. Отчет Комиссии, при всех его огрехах, нелепостях и передергиваниях, имеет то преимущество, что он до сих пор — единственная «история», единственный связный рассказ о событиях. (Есть и другие толстые тома — Уильяма Манчестера, Джима Бишопа, — но они тоже исходят во всех основных положениях из выводов Отчета.) Как плохой роман часто имеет больше читателей, чем самая блистательная критика его, так и Отчет будет занимать в читательском сознании больше места, чем отличные книги, развенчивающие его, до тех пор пока не будет предложена и детально разработана новая версия событий.

Вряд ли кто-нибудь сейчас готов к выполнению столь трудной задачи. Все еще идет борьба с первым расследованием, все еще тянется расчистка места под новое строительство. Тем не менее, в первой части мы попытались выстроить реальную картину участия Джека Руби в преступлении. И надо признать, что в каких-то местах мы отступали от строго юридического подхода к делу. Это означает, что критерию психологического правдоподобия придавалось большее значение, чем показаниям явно лгущих свидетелей или явных сообщников. Я собираюсь следовать этому методу и впредь. То есть буду делать то, что недоступно прокурору, но доступно историческому писателю: связывать между собой твердо установленные факты не только свидетельскими показаниями и уликами (которые могут быть искажены, уничтожены, подтасованы), но также и логикой человеческих страстей там, где эти страсти обнаруживают себя явно — поступками и порывами, словами и умолчаниями, страхами и надеждами.

Какие же факты можно считать твердо доказанными?

Первый и главнейший: Освальд не был абсолютно невинным ягненком, каким его рисуют многие критики, до какой-то степени он был вовлечен в заговор.

На чем основан такой вывод?

Накануне дня покушения, нарушив сложившийся порядок — визиты по выходным, — Освальд поехал в Ирвинг повидаться (или проститься?) с семьей. Уезжая утром 22 ноября на работу, он оставил жене практически все деньги и обручальное кольцо. Две минуты спустя после выстрелов на Дэйли-плаза он выглядел (по показаниям полицейского Бэйкера и управляющего Трули) абсолютно спокойным — может быть, единственный из сотен людей, оказавшихся свидетелями событий. Он единственный из 70 сотрудников поспешил покинуть книжный распределитель. (Был еще один — Чарльз Гивенс, — но он потом вернулся.) Ружье, найденное на шестом этаже, принадлежало ему. Все вышеизложенное не может быть использовано как юридическое доказательство вины, но для рядового здравомыслящего наблюдателя делает ясным факт соучастия Освальда в заговоре.

Конечно, он мог быть неправильно информирован злоумышленниками о целях и масштабах задуманного. Но даже если ему была отведена лишь пассивная роль, роль козла отпущения, они не могли оставить его в абсолютном неведении. Под каким-то предлогом надо было заставить его принести ружье в здание ТРУ. Если допустить, что ружье было подброшено туда, все равно необходимо было под каким-то предлогом выманить его у Освальда в день убийства или за несколько дней до того. Нужно было каким-то образом гарантировать, чтобы в момент выстрелов он оказался один, а не на глазах сотрудников, которые могли бы засвидетельствовать его невиновность. Что-то нужно было сделать, чтобы после убийства он поспешил покинуть здание и оказался бы где-то вдали от людских глаз.

Второй доказанный факт касается гибели Типпита.