Кто убил Российскую Империю?

Задача у Эдуарда Грея непростая: он одновременно должен демонстрировать немцам свой нейтралитет, показывая русским, что эта «нейтральность» полностью на стороне России.

В Берлине встревоженный кайзер обсуждает с приближенными сложившуюся ситуацию. В этот день в Потсдам прибыл из Англии брат Вильгельма II, принц Генрих, с посланием от английского короля Георга V. В кампанию по дезинформации Германии вступали коронованные особы. Британский монарх заявил принцу Генриху следующее: “Мы приложим все усилия, чтобы не быть вовлеченными в войну, и останемся нейтральными”.

«Когда я выразил в этом сомнение, кайзер возразил: Я имею слово короля и этого мне достаточно»— пишет в своих мемуарах гросс-адмирал Тирпиц. Время спрессовалось в стремительном полете. 28(15) июля австрийские пушки начали обстрел сербской территории. В Петербурге настойчиво требовали, чтобы Англия, наконец, определила свою позицию. В ответ из Лондона неслось что-то невнятное. Посол Франции в России Морис Палеолог только и мог написать в своих мемуарах, что его британский коллега «Бьюкенен обещает нам энергично поддерживать перед сэром Эдуардом Греем политику сопротивления германским притязаниям».

Под давлением военных и министра Сазонова русский царь принимает решение о всеобщей мобилизации. Он колеблется, принимая это, поистине, роковое решение. В тот же день, получив телеграмму от кайзера Вильгельма с заверением выступить посредником между Россией и Австрией и просьбой не ускорять военных приготовлений, вечером Николай решает отменить всеобщую и провести только частичную мобилизацию в четырех военных округах. Указ о частичной мобилизации в Варшавском, Киевском, Одесском, Московском округах (только против Австрии) был объявлен по телеграфу поздно ночью 16 (29) июля. Проблема, однако, состояла в том, у России не былопланов частичной, а был лишь планмобилизации всеобщей!

Получалось, что было невозможно провести военные приготовления отдельно против Австро-Венгрии, а было необходимо мобилизовать войска и против Германии, к которой у России не было никаких претензий.

В Берлине это понимают, но там знают и другое: мобилизация это война. Это угроза. Поэтому 29(16) июля германский посол Пурталес прочел Сазонову телеграмму немецкого канцлера Бетмана. Тот требовал, чтобы Россия прекратила всякие военные приготовления, иначе Германии тоже придется объявить мобилизацию, а это может легко привести к войне.

В этот момент в Лондоне все-таки услышали требования Петербурга прояснить свою позицию и 29(16) июля наши «союзники» приоткрыв карты, показали свою верность обязательствам на деле. Жалко, что Николай II этого так никогда и не узнал! 29(16) июля британский министр иностранных дел дважды встретился с германским послом. Во время первой беседы Грей не сказал ничего существенного. Он ждал известий о начале русской мобилизации. Получив необходимую информацию, сэр Грей известил Лихновского, что хотел бы его повидать ещё раз.

Казалось, ничто не предвещало сюрпризов, когда совершенно неожиданно сэр Грей заявил… Впрочем, дадим слово самому послу немецкому посланнику Лихновскому: «Грей заявил, что британское правительство желает поддерживать прежнюю дружбу с нами, и оно останется в стороне, поскольку конфликт ограничится Австрией и Россией. Если же мы втянем и Францию, то положение немедленно изменится и британское правительство, может быть, вынуждено будет принять немедленные решения».

— То есть как? — только и смог в ответ произнести немецкий посол, а кайзер начертал на его телеграмме свой совершенно правильный вывод — «то есть они на нас нападут». В Берлине не знали, что за два дня до этой беседы милый и дружелюбный Эдуард Грей на заседании кабинета министров яростно требовал участия Англии в войне, угрожая в противном случае выходом в отставку!

Сейчас, когда события приобретали необратимый характер, вдруг выяснялось, что в случае конфликта с Парижем рейху придется воевать еще и с Англией! А это в корне меняло дело. Борьба с обладавшей обширными колониями и практически неисчерпаемыми людскими и сырьевыми ресурсами Британской империей, а в перспективе и с Соединенными Штатами означала столкновение со всем миром! Шансов на победу в такой борьбе у Германии не было.