Кто убил Влада Листьева?...

«Гибель Листьева еще раз показала всем нам, всей стране, всему миру, насколько беззащитны мы перед мафиозным беспределом. Это преступление показало еще раз и то, чего стоят заявления высших должностных лиц о своей приверженности к свободе слова, о своем уважении к нашему труду. Мы вправе потребовать не только слов, но и жестких и решительных мер по соблюдению закона.

В заявлении напоминается, что ни одно из убийств журналистов, совершенных в последнее время, до конца не расследовано.

Союз журналистов и Комитет по защите свободы слова считают также, что убийство видного тележурналиста высветило и важную общественную проблему в России: "Телевидение на наших глазах превращается в арену столкновений чуждых журналистике экономических интересов, с переводом отношений в чисто уголовную практику".

Однако в заключительной фразе обращения Союза журналистов России и Комитета по защите свободы слова и прав журналистов, как мы видим, не содержится ни слова о возможном политическом характере убийства Владислава Листьева. Что это, обычный конформизм творческого союза, который не желает обострять отношения с власть имущими, или желание указать ложный след?

Виталий Третьяков в "Независимой газете" более откровенен и дает следующую оценку событий:

Это уже не шутки. То есть это давно уже не шутки, но готовность убить человека такой известности, с неминуемым грандиозным общенациональным резонансом, с обязательным, при любых преградах, широкомасштабным расследованием ясно демонстрирует: в дело пошли либо очень большие деньги, либо очень большая власть (пусть и негласная), либо и то, и другое вместе.

Владислав Листьев стал героем лучшей своей передачи, сценарий которой, однако, написал не он. Передачи под названием "Всякий, кто стоит на нашем пути, умрет".

У Владислава Листьева было очень много друзей, во всяком случае тех, кто может себя к ним причислять. Он был очень открыт внешне, бесконфликтен и обаятелен в повседневной, не касающейся работы жизни.

Мы не были, наверное, друзьями, хотя с Владом трудно было не почувствовать себя другом. Хотя бы потому, что он очень любил более или менее знакомых ему людей называть уменьшительно-ласкательным вариантом имени.

Мы познакомились в 1989 году в Италии, на Сицилии, оказавшись вместе на одной журналистской конференции. Дело было зимой (нашей), Но как-то ночью Влад собрался-таки искупаться в Средиземном море, долго уговаривал меня присоединиться, не добившись своего, сказал: «А я все-таки полезу, когда еще представится такая возможность». Несколько вечеров подряд допоздна мы гуляли по Трапани, одному из главных городов сицилийской мафии. Все было чинно и благородно — ни одного мафиози мы так и не встретили.

В Риме провели целый день, шляясь по городу. Забрели, естественно, в Колизей. Походя обратили внимание на группу туристов, которым гид по-русски рассказывал что-то приличествующее данному месту. Через несколько секунд нас настигла толпа днепропетровских (кажется) женщин, которые, забыв о гладиаторах, набросились на Влада. Он раздал некоторое количество автографов, но улизнуть нам удалось довольно быстро. Правда, на углу соседней улицы нас окружила еще кучка советских женщин. Я сказал, что слава богу, мы с ним гуляем не по Москве. Он не только присоединился к этому мнению, но и искренне посокрушался по поводу странности человеческих пристрастий, предпочитающих его римским музеям и развалинам.

Он был очень азартен. В азарте иногда безрассуден (на что жаловался мне сам и в чем однажды я мог убедиться воочию). Абсолютно лишен тщеславия в его звездном варианте. Но неравнодушен к профессиональному успеху.

В Москве мы встречались нерегулярно, по большей части случайно. И каждый раз он уже начинал какое-то новое дело, отдав налаженное своему преемнику. Вот это удивительно: большинство телеведущих эксплуатируют свою программу бесконечно. Для Листьева жажда нового (здесь он был более чем тщеславен) всегда превосходила удовольствие от достигнутого.

Он был абсолютно не жаден профессионально (да и человечески), но в последние годы, ощутив себя (после успеха «Взгляда», суперуспеха «Поля чудес», успеха «Темы») профессионалом в полной мере, начал замышлять совсем уж что-то грандиозное, что не может сделать никто, кроме него. Поэтому, я думаю, он согласился и на такую опасную, как оказалось, авантюру: возглавить реальный механизм трансформации первого канала в то, чего еще не было на нашем телевидении.

Думаю, именно азарт помешал ему трезво оценить ту роковую грань, через которую он перешел, вступив в борьбу со старой монополией, усиленной новыми деньгами. Это сейчас привычно уже и по существу верно называют в России итальянским словом «мафия». Он, конечно, знал, что это такое. Но гордость и вера в собственную звезду, видимо, помешали ему обзавестись привычными теперь охранниками. Почему банки-учредители общественного телевидения, вернее их руководители, не позаботились о своем гендиректоре, загадка.