В тот день Жак-Луи Давид присутствовал на церемонии в Соборе Парижской Богоматери и имел, таким образом, собственное представление о происходившем. Этот человек никогда не полагался на память и, начав полотно, должен был использовать все возможности для того, чтобы быть предельно точным. Тех, кто мог и хотел позировать, он просил об этом; он интересовался мнением участников церемонии об отдельных кусках картины по мере их написания. Для него было важно воссоздать не только подлинный интерьер, но и костюмы, мельчайшие аксессуары. В этом отношении весьма показателен отрывок из письма, адресованного Давидом одному из придворных живописцев Луи Бонапарта, брата императора:
Вроде бы все в картине должно быть фотографически точно. Однако и здесь, как и в случае с картиной Антуана Гро, изображающей Наполеона на Аркольском мосту, на котором он на самом деле никогда не был, имеет место одна очень существенная даже не неточность, а намеренная фальсификация.
Вышесказанное нуждается в пояснении. Дело в том, что в свое время Люсьен Бонапарт возглавлял Совет Пятисот (одну из палат французского Законодательного собрания) и сыграл решающую роль в государственном перевороте 18–19 брюмера, в результате которого вся полнота власти в стране перешла к Наполеону. После этого отношения между братьями испортились, и особенно их обострила женитьба Люсьена на упомянутой выше «мадам Жубертон» (Александрине де Блешам). Наполеон невзлюбил эту женщину и заявил, что никогда не признает этот брак законным. После этого гордый Люсьен уехал с женой в Рим.
В этом конфликте мадам Летиция подержала Люсьена Бонапарта и демонстративно уехала к нему в Италию, отказавшись даже прибыть на коронацию Наполеона и Жозефины. Подобный скандал очень ранил сердце императора, и он не хотел, чтобы информация об этом некрасивом эпизоде в его жизни стала частью Его Великой Истории, написанию которой он придавал такое огромное значение.
В результате художнику Давиду был дан конкретный заказ, и Мадам Мать, вопреки исторической правде, появилась на картине, посвященной коронации. Жак-Луи Давид недолго изводил себя сомнениями: бескомпромиссный реалист Давид решил, что лучше будет уступить. И награды не заставили себя долго ждать: сговорчивый художник принял при Наполеоне звание «первого живописца императора» и получил орден Почетного легиона.
Таким образом, гигантский холст Давида (его размеры – 6 x 10 метров) намного пережил своего автора и тех, кто на ней изображен. Созданный художником и Наполеоном образ матери, восхищенно смотрящей на триумф своего сына, прочно закрепился в подсознании миллионов людей из разных стран мира и стал повсеместно узнаваемым. При этом все видевшие эту картину забывают, что картина – это не фотография, и совершенно не задаются вопросом, а было ли все это на самом деле.
Вывод историка Пьера Микеля тут однозначен: Наполеон умышленно создавал свою легенду, и создание это «происходило ценой таких вот приближений и подобного рода маленьких натяжек».
А что же Жозефина?
2 декабря нескончаемая вереница золотых карет со всем двором, генералитетом, сановниками, папой и кардиналами продвигалась к собору, а несметные толпы народа с восторгом глядели на этот блестящий кортеж.
Камердинер Наполеона Констан вспоминает: