Создание эссе продвигалось не столь шустро, как Кию Арнольдовичу хотелось, ибо супруга Руслана отвлекала его всяческими поручениями: то сбегай в булочную за хлебом, то забей гвоздь, то вынеси мусор, то позанимайся с Богданчиком, то… Теперь, когда он отвёз жену с сыном к её родителям, где они прогостят не менее недели, можно засесть за эссе основательно.
Заканчиваться эта статья должна таким резюме: дескать, раз и первая русская фантастическая повесть «Лафертовская Маковница» Погорельского (очень нравившаяся, к слову сказать, А.С. Пушкину) – и первая украинская фантастическая повесть – «Мертвецкий великдень» Основьяненко (которую одобрил даже критик Виссарион Белинский, не любивший вообще-то фантастику и утверждавший, что «фантастическое в наше время может иметь место только в домах умалишённых, а не в литературе, и находиться в заведовании врачей, а не поэтов») – написаны харьковчанами (пусть даже Погорельский был харьковчанином не пожизненно, как Квитка, а временно, но всё же…), значит, именно Харьков можно считать родиной как русской так и украинской фантастической прозы периода романтизма.
И вот, сидя рядом с найденным близ Великого Бурлука яйцом и делая два дела одновременно – управляя автомобилем и мысленно созидая эссе – наш герой километр за километром, километр за километром, мимо сёл и посёлков – Подсреднее, Дорошенково, Подгорелое, Гонтаровка, Радьково, Широкое – перемещался в сторону родного города Харькова, для которого, кстати сказать, этот 2004-й год от Рождества Христова был юбилейным: Харьков праздновал своё 350-летие. То есть поселения здесь были ещё во времена охоты на мамонтов, но первое документальное свидетельство о городе Харькове как таковом относится к 1654-му году, году заключения союза между Украиной и Россией. По случаю юбилея, кроме прочих праздничных мероприятий, запланировано и открытие памятника легендарному козаку Харьку, от имени которого, якобы, и происходит название «Харьков». Сам-то город назван от протекающей через него реки Харьков, а вот, дескать, река… Но хотя и в украинских летописях и в украинских народных песнях упоминаются козаки по имени Харько, историки считают версию о происхождении названия реки и соответственно города от имени какого-то козака не более чем легендой. Существуют ещё четырнадцать версий о происхождении названия «Харьков», и согласно большинству из них река такое название получила за сотни лет до возникновения козачества. Тем не менее, известный скульптор Зураб Церетели к юбилею уже сотворил изваяние мифического козака.
– Во-первых, ты отвлёкся от сюжета, а во-вторых, вместо художественного произведения стал выдавать сухую краеведческую информацию, – одёргивает автора его внутренний голос, но автор беспечно отмахивается.
***
На пути от Великого Бурлука к Харькову лежит и посёлок Старый Салтов, чуть севернее которого находится его почти тёзка Верхний Салтов. Ныне оный Верхний Салтов – обычное маленькое восточноукраинское поселение, а в XII веке там был довольно крупный по средневековым меркам город, называвшийся просто Салтов. Салтов, как говорят некоторые знатоки истории, был последним городом на пути двигавшихся навстречу половцам героев «Слова о полку Игореве» – князя Игоря Святославича Новгород-Северского и его полка. Сама битва, оказавшаяся трагической для русичей, случилась, как говорят всё те же знатоки, где-то на юге нынешней Харьковщины или севере нынешней Донеччины…
– Эй, алло! Ты меня слышишь, или нет?! – уже не говорит, а кричит автору его внутренний голос. – Вернись к сюжету! Это ж рассказ, а не справочник по краеведению!
– Да,… я действительно… немного… – смущённо лепечет автор, и сам уже видя, что залез куда-то не туда, но тут же пытается выкручиваться: – Впрочем, главный герой моего рассказа – редактор краеведческой телепрограммы, так что эти мои рассусоливания можно отнести на счёт ассоциаций, которые вызывала у героя эта поездка.
Итак, проехав по дамбе, пересекающей Печенежское водохранилище, которое харьковчане – народ сухопутный – патетически называют Печенежским морем, Кий Сало въехал в Старый Салтов и вскоре остановился на автозаправочной станции, дабы, образно выражаясь, своего металлического коня вишнёвой масти напоить студёным бензином. Возможно, на этом же самом месте 819 лет назад поил своего скакуна и князь Игорь Святославич.
На заправке, кроме её работника – парня лет двадцати в комбинезоне с эмблемой фирмы, коей эта бензоколонка принадлежала, присутствовало ещё одно живое существо: бездомный безродный пёс серо-чёрно-белой масти, харчующийся подачками работников и клиентов этого пункта.
Когда бак вишнёвой «Таврии» наполнялся горючим, пёс взирал на шофёра безучастно, положив морду на передние лапы и шевеля бровями. А когда водитель, отойдя от машины, достал из кармана жилета бумажник, вынул из него гривны с портретиками киевских князей Владимира Великого и Ярослава Мудрого, других выдающихся деятелей, и протянул деньги парню, пёс степенно встал, подошёл к нашему герою и, вперившись в него просящими очами, завилял хвостом.