Он откинул голову и тихо застонал.
– Некоторые даже называют меня… чертовски предсказуемым!
– Иногда, – прошептала она, – предсказуемость – это хорошо. – Она лизнула его по груди, провела кончиком языка по коже, оставляя за собой влажный след.
Еле сдерживаясь, он обнял ее за талию.
– Погоди. Клеа…
Он ласково приподнял ее, заглянул в глаза.
– Скажи мне… Почему ты сейчас плакала?
– Я не плакала.
– Плакала… Только что.
Она жадно смотрела на него, запоминая его лицо. Лунный свет играл в его взъерошенных волосах. Длинные ресницы отбрасывали тени на щеки – длинные полумесяцы. Он смотрел на нее очень нежно и настойчиво, как будто она – какое-то незнакомое, неведомое создание.
– Я думала, – сказала она, – как сильно ты отличаешься от всех, кого я знаю.
– А! Ничего удивительного, что ты плакала.
Она рассмеялась и игриво шлепнула его ладошкой:
– Нет, глупыш. Я хотела сказать, мужчинам, которых я знала, всегда… что-то было от меня нужно. Они чего-то хотели. Все рассчитывали заранее…
– Как, например, твой дядя Уолтер?
– Да. Как мой дядя Уолтер.
Едва он упомянул ее прошлое, ее криминальное детство, желание в ней вдруг остыло. Она отпрянула от него и села, поджав под себя ноги. Если бы можно было отделиться от собственного прошлого! Если бы можно было родиться заново… Чистой, безгрешной. Ничего не бояться!
– Мне стыдно, что он мой родственник, – сказала она.
Джордан рассмеялся:
– Мне все время стыдно за своих родственников!
– Но ведь из твоей родни никто не сидит… или сидит?
– Сейчас – нет.
– А дядя Уолтер сидит. И Тони сидел… – Она помолчала и тихо добавила: – И я тоже.
Он потянулся к ее руке. Он ничего не говорил, только смотрел на нее и слушал.
– Какая ирония судьбы! Целых восемь лет я вела честную жизнь. И вдруг совершенно неожиданно ко мне явился дядя Уолтер… Он залил мне кровью все крыльцо. Я не могла не пустить его. Он запретил везти его в больницу. Вот мне и пришлось самой с ним возиться. Я сожгла его одежду. Набор отмычек увезла на другой конец города и выкинула в мусорный контейнер. А потом ко мне нагрянула полиция. – Она пожала плечами, как будто последняя подробность едва ли стоила упоминания. – Самое странное, я вовсе не ненавижу его за то, что он со мной сделал… Нисколечко! Дядю Уолтера нельзя ненавидеть. Он такой… – Она снова робко пожала плечами. – Он такой обаятельный!
Смеясь, он прижался губами к ее ладони:
– У тебя самое необычное отношение к жизни… Я такого не встречал ни у одной женщины!
– Со сколькими бывшими заключенными ты переспал?
– Должен признаться, ты у меня первая.
– Да, ты, наверное, предпочитаешь порядочных женщин.
Он нахмурился:
– При чем здесь так называемые порядочные женщины?
– Не подумай, что я навешиваю ярлыки…
– Порядочные скучны. А с тобой, моя дорогая мисс Райс, не скучно.
Она откинула голову назад и расхохоталась:
– Спасибо за комплимент, мистер Тэвисток!
Он притянул ее к себе.
– Ну а что касается печально известного дяди Уолтера, раз он твой родственник, должно быть, характер у него тоже самый подкупающий.
Она улыбнулась:
– Он и правда само обаяние!
Он обхватил ее лицо ладонями и поцеловал:
– Не сомневаюсь.
– И очень умный.
– Могу себе представить.
– А дамы говорят, что он неотразим…
Губы Джордана снова нашли ее губы. Его поцелуй, горячий и страстный, прогнал из головы все мысли о дяде Уолтере.
– Ты совершенно неотразима, – шептал Джордан, лаская ее бедра.
Она сразу же забылась, и ее завертело в вихре желания; она хрипло выкрикнула его имя. Она раскрылась ему навстречу, предлагая себя, и он с благодарностью взял ее. Когда все было кончено, когда его силы наконец истощились, он заснул, положив голову ей на грудь. Гладя его спутанные волосы, она улыбнулась.
– Когда-нибудь ты вспомнишь меня добрым словом, да, Джордан? – прошептала она.
Клеа понимала: это лучшее, на что она смеет надеяться. Все, на что она смеет надеяться.
Джордан проснулся, уловив слабый аромат женщины; ее волосы щекотали ему лицо. Он открыл глаза и в сером предрассветном сумраке, проникающем сквозь щели в ставнях, увидел, что Клеа спит рядом с ним. На лице ни следа косметики, волосы разметались по подушке. Сейчас она казалась сказочной принцессой фей, которая спит волшебным сном. Ее нельзя разбудить, ее нельзя трогать. Она показалась ему какой-то неземной, бесплотной. Потом он вспомнил, что ночью она была очень живой, пылкой и страстной! Не сказочной принцессой, но искусительницей, полной сладкого озорства и еще более сладкого огня. Даже сейчас ему трудно было устоять против нее. Он нежно поцеловал ее в губы. Она вздрогнула всем телом и рывком подняла голову с подушки.
– Все хорошо, – прошептал он. – Это всего лишь я.
Она долго смотрела на него, словно не узнавая. Потом тихо вздохнула и покачала головой:
– Я… Мне последнее время плохо спится. Не говоря уже о… – Она снова свернулась калачиком и заснула.
Он смотрел на спящую Клеа и думал: как ей удалось не сойти с ума за те несколько недель, что она бежит и прячется? Он и жалел ее, и восхищался ее мужеством и жаждой жизни.
Когда Клеа проснулась, на улице был уже день. Выглянув в окно, она воскликнула: