- Кто тебя выдумал, звездная страна, - пропела Юля.
- Снится мне издавна... Да. О том, что мы в ответе за тех, кого приручаем, - помнишь?
- Помню. Думаешь, я его приручила?
- Думаю - да. А он тебя?
- Честно? Не знаю.
- Вот ты и ответила сама на свой вопрос. Когда поймешь, тебе не понадобятся мои советы. Давай я тебе лучше стихи почитаю.
Стихи она читала нараспев, голос девушки звучал нежно. Соня слегка раскачивалась в такт стихам: В полях под снегом и дождем,
Мой милый друг, мой бедный друг, Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, от зимних вьюг, И если мука суждена
Тебе судьбой, тебе судьбой, Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, делить с тобой. Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом, где тьма кругом, Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем, с тобой вдвоем. И если б дали мне в удел
Весь шар земной, весь шар земной, С каким бы счастьем я владел
Тобой одной, тобой одной.
- Вы с ним как две половинки одного целого, - после некоторого молчания сказала Селиванова.
- Ты ошибаешься, Юленька.
- Он мне тоже стихи читал.
- Какие?
- О девушке, которая пела в церковном хоре.
- Помню.
- А ты чьи стихи сейчас читала? Градский такую песню пел.
- Бернса. Роберта Бернса. Когда он умирал, очень тяжело умирал, за ним ухаживала простая девушка. Вот Бернс и решил отблагодарить ее... Софья заплакала, глядя вдаль.
- Соня...
- Что?
- Ты его приручила.
- Думаешь?
- Я это поняла. Не у тебя одной интуиция.
- Ладно, поедем, пора уже.
- Мне сон сегодня под утро приснился. Говорят, надо над тянущей водой его рассказать, чтобы он не сбылся.
- Не сбылся? Плохой был сон?
- А может, и не сон вовсе, а видение. Кстати, однажды при мне Михаил с Голубевым, хирургом, о снах спорили. Киреев говорил, что есть сны пустые - они забываются сразу, как встал, а есть вещие.
- Так что тебе снилось?
- Что Кузьмич в Москву приехал. И превратился в огромную серую крысу. И ищет эта серая мерзость меня. Я сижу на кровати, сжалась вся, хочется невидимой стать, а крыса по комнате ходит, ходит, принюхивается, принюхивается, а потом как поднимет морду - и видит меня. Я даже закричала. Проснулась в поту вся.
- А если он и правда в Москве? Будет он тебя искать?
- Наверное, будет. Три его гарных хлопца куда-то делись - как не искать?
- Слушай, - встревожилась Софья, - а если это серьезно? Юля пожала плечами.
Неожиданно маленький камешек скатился вниз. Стукнул раз, другой - и полетел вниз.
- Это знак! - сказали обе и засмеялись.
- У меня идея! Ты не поедешь в Москву!
- А куда же я поеду? - растерялась Юля.
- В Старгород. К моей тетке. Мировая женщина. Верой Ивановной Григорьевой зовут. Будешь жить у нее.
- В Старгород? - Юля растерялась еще больше. - А как же московская моя квартира, паспорт? На что я буду в Старгороде жить?
- Ты же говорила, что тебе Киреев много денег дал.
- Но мне же ему их отдавать...
- Забудь. Он все равно не возьмет. С квартирой и паспортом все уладим.
- Как у тебя все легко и просто.
- Не все. Кузьмич - это не просто. Я не говорила тебе, что Гришаня повесился?
- Не может быть! - Юля машинально схватилась за сердце.
- Может. Ты веришь, что он мог на себя наложить руки?
- Нет, не мог. Не такой это был человек. Любил парниша жизнь.
- И я думаю, что не мог. Поедем. Старгород от ростовской трассы в десяти минутах езды. От Москвы Старгород в двух часах. Я буду тебя проведывать. А ситуация успокоится - вернешься. Если захочешь.
- Как-то неожиданно все, - неуверенно сказала Юля.
- Не переживай. Ты раньше о Задонске вряд ли слышала, а как с ним прощалась...
- Софья, ты думаешь, смерть Гришани с твоим дядей связана?
- Вообще-то, Гришаня говорил, что...
- Он врал. Я все расскажу. Он у меня был тогда. И...
- По дороге расскажешь, - перебила ее Воронова. Юля будто не услышала Софью.
- Но тогда и тебе нельзя в Москве быть.
- Мне можно.
- Почему?
- Я богатая и красивая, - засмеялась Софья. - Шучу. Мне нельзя сейчас, Юлечка, из Москвы уезжать. Поедем. Слышишь, какая-то машина приехала? Здесь заповедник, сейчас разгонят нас...
- Слава Богу, застал! Так и думал, что вы сюда заедете, - раздался откуда-то сверху мужской голос.
- Федор! - удивлению и радости Юли не было предела.
- Собственной персоной. Только у нас проездом в Бердичев великий и ужасный Федор Федорович Новиков!
Соня заметила, как Юля словно засветилась изнутри. Было видно, что забыла она вмиг о Гришане, Кузьмиче, обо всем.
А Федор, стараясь скрыть смущение, говорил и говорил.
- Не смог утром проводить. Свояк просил доски из лесничества привезти. Потом за молоком к теще заехал. Боюсь, прокиснет молоко. Приезжаю в монастырь, а вас и след простыл. Сначала я расстроился, а потом подумал, что на гору вы эту попасть захотите. Угадал!
- А говорила - молчун, - засмеялась Софья. - Слушайте, ребята, у меня предложение есть. Молоко и в самом деле прокиснуть может. Как думаешь, Федор Федорович?
- Запросто, Софья Николаевна.
- А где мы еще такого молока попьем, Юля? Вот давайте здесь роскошный прощальный обед и устроим.
- А ты мне на дорогу только молока привез? - уже придя в себя от радости, спросила Юля.