Кто в армии служил...

Голые, остриженные наголо молодые люди бродили по коридорам военкомата от врача к врачу, измеряясь (рост, вес, объем легких) и отвечая на обычные вопросы – не беспокоит ли чего. В описываемое время все молодые люди признавались годными к военной службе (они действительно были здоровы, редких полных мальчиков называли «жиртрестами», а слово «аллергия» еще не было известно совсем), никто от военной службы не «косил», комитета солдатских матерей еще не было, и слово «дедовщина» не употреблялось. Всех пообещали призвать для выполнения священного долга по защите Родины через два года. Мамы этих молодых людей не сильно беспокоились – одни были уверены, что уж их-то дети поступят в институт и получат отсрочку от военной службы, а другие считали, что неизбежного не миновать, и уж лучше в армии, чем с дружками – понятно что и где.

На следующий день девушки в классе не смеялись над обритыми юношами – видимо, прониклись серьезностью момента.

До девятого класса Блинов зимой постоянно болел ангиной. Одну неделю в месяц он проводил дома. Начиналось все с высокой температуры, когда ему мерещился один и тот же кошмар – он летит сквозь многоэтажный дом, проламывая потолки, и на каждом этаже глотает пианино (видимо, в душе он не любил обязательное фортепиано в музыкальной школе, куда приходилось ходить, в то время как все мальчишки играли в футбол или хоккей). Температуру сбивали, и дальше болеть было приятно – больного окружали теплотой, заботой и книгами (если бы не болезни, он ничего бы и не читал), навещали друзья, и не надо было делать уроки.

В девятом классе он болеть перестал, но по утрам отхаркивался гноем с кровью – гланды были очень большие. В военкомате ему и еще одному однокласснику предписали гланды удалить в течение года. Они взяли направление в больницу и поехали сдаваться. Так получилось, что место было только одно, и Блинов с облегчением уступил место приятелю. Второй раз он не поехал – сначала как-то не складывалось, потом он забыл, поскольку в военкомат не вызывали, и никто не напоминал, а потом он вообще решил, что если, как это делает страус, спрятать голову в песок, то неприятность рассосется сама по себе.

Он учился уже на втором курсе университета, когда его вызвали в военкомат и потребовали написать объяснительную, почему он не удалил гланды, и дать письменное обязательство удалить их в течение месяца. Операция, в принципе, не сложная, но в возрасте двадцати лет проходит не очень легко. На второй день пребывания в больнице его повели на операцию. Хирург посадил его в кресло и накинул на лицо что-то вроде фартука. Затем сделал обезболевающий укол и, широко открыв рот Блинова, вставил в него какую-то железку. Потом он что-то делал там не очень приятное – то ли вырезал, то ли скоблил. Что-то у него не получалось (потом выяснилось, что гланды были очень большие, хирург что-то не рассчитал и надо было еще что-то подчистить), и он вышел из операционной что-то приготовить. В это время фартук слетел с лица Блинова, и перед студентом предстала не очень приятная картина – рот его был широко открыт, и из него торчала здоровенная железяка, сбоку на таком же кресле сидел маленький мальчик, которому тоже удаляли гланды, но он был почему-то весел (после операции он вообще побежал играть), а напротив другой хирург долбил молоточком кому-то ухо на операционном столе. Комната пыток.

После операции Блинов лежал сутки, не в силах подняться. Горло не глотало, и накапливающаяся слюна стекала изо рта на полотенце. Голова болела вся, от шеи до затылка. Он пролежал неделю, постепенно начал глотать куриный бульон. В первый месяц он не мог говорить, а потом еще долго хрипел и думал уже, что никогда не будет говорить нормально. Но нет – все прошло. Говорят, теперь гланды не удаляют, а хроническую ангину как-то лечат, но Блинову удаление пошло на пользу – ангины больше не бывало, а если что-то и случалось через много-много лет, то носило инфекционный характер, так как новые инфекции заполнили мир.

Таким образом, военкомат сделал Блинова полноценным потенциальным защитником Родины.

Военная кафедра

Как уже было сказано, молодые люди, родившиеся после войны, потеряли в среднем три года (девушки этого возраста либо ждали, либо гуляли, либо ждали и гуляли – не бог весть какое приобретение). Но под те же эксперименты было потеряно еще много дней, россыпью, так сказать.