Кто в чемодане живет?

– Вопрос на миллион долларов, – вздохнул Очагов, – наверное, с бабой кувыркается. Не видел его со дня последнего сейшена.

Я сложил руки на груди.

– И не забеспокоились?

– Так чего дергаться? – промямлил Гремлин. – Мирон предупредил, что отдыхать собрался, небось полетел к морю, и не один.

– С кем? – быстро задал вопрос Василий.

– С бабой, – предположил Роман.

Я решил не давать вруну передышки.

– С Ниной Лапиной?

Очагов захихикал.

– Да вы чего! Она еще в школу ходит. Стен с малолетками не связывается. Это плохо закончиться может.

– Но к работе он девочку привлек, – заметил Борис, – тут юный возраст ему не помешал.

– Бизнес одно, а спать вместе другое, – начал отбиваться Гремлин, – Мирон любит курочек постарше, чтобы с деньгами, замужем. Такая хипеж не поднимет, когда Стен ее на фиг пошлет. Он с одной и той же больше двух месяцев не возится. Надоедает ему одна и та же.

– Что Мирон делал в деревне Коклюшки? – продолжил я опрос.

– Он там был? У него поинтересуйтесь, – огрызнулся Очагов, – я в чужую личную жизнь не лезу. У нас только бизнес общий. Может, Мирку на крестьянок потянуло. Ради разнообразия. Я всех его телок не знаю. И на фиг они мне?

Василий потянулся к бутылке с водой.

– С Ларисой Бумагиной знакомы?

– Вообще про нее не слышал, – с самым честным видом заверил Гремлин.

Борис поднял глаза к потолку и показал на ноутбук.

– Пора уже вам понять, что врать в эпоху интернета глупо. Вот фото Ларисы на одной вашей тусовке, на другой, третьей…

– А-а-а-а, – протянул Роман, – фамилию ее не знаю. Ну есть такая. А чего?

Я решил проигнорировать его вопрос.

– У Мирона есть какие-то приметы? Татуировки на теле, шрамы?

– Вам зачем? – опять занервничал парень.

– Просто ответь, – велел Василий.

– Нет татушек, – неохотно объяснил Очагов, – хотя голым я его не видел. Может, на … бабочку набил! Шутка. Год назад он наступил босой ногой на разбитую бутылку, кровищи хлестало! Наверное, рубец остался.

Бурмакин открыл свой ноутбук.

– Какая конечность?

– Вроде левая.

– Пятку травмировал? – уточнил следователь.

– Да. А что?

Василий поставил компьютер перед Очаговым.

– Узнаете?

– …! – выругался парень. – Как это узнать можно? Жуть! Что у него с лицом?

– Разбито, – объяснил Бурмакин, – гляньте на другое фото, Иван Павлович, я только сегодня его увидел, тебе сказать не успел. Ступня, на пятке неаккуратный келоид. Патологоанатом считает, что жертва сильно порезалась, но не обращалась к врачу, поэтому рану не зашивали, она сама кое-как затянулась.

Лицо Гремлина заострилось.

– Мирон!

– Вы уверены? – спросил Борис.

– Да, – прошептал Роман, – на соседнем снимке щиколотка… синяк здоровенный, на груди еще два!

– Верно, – согласился Василий, – по заключению эксперта, незадолго до смерти Стен с кем-то подрался.

– Со мной, – еле слышно признался Очагов, – я ему пару раз кулаком повыше солнечного сплетения врезал, потом ботинком по щиколотке заехал. А он мне вот…

Парень задрал майку.

– Красивый бланш, – восхитился Бурмакин. – Чем это он вас? Не похоже на ручную работу.

– Где туалет? – пролепетал Гремлин. – Мне надо… туда… скорей.

Глава 20

– Почему вы повздорили? – спросил я у Романа, когда тот, вернувшись из санузла, попросил кофе.

– Из-за денег, – шмыгнул носом Очагов, – идея вечеринки устраивать родилась у Мирона еще в институте. Мы с ним в одной группе учились, считались перспективными, педагоги нас хвалили. Да вышла ерунда. Ни Стена, ни меня ни разу на съемки не позвали. Зато те, кого постоянно отчислять собирались, в гору поперли, со второго курса на сериалах заняты, квартиры себе уже купили. А у нас с Мироном фига! Дошло до того, что ему приятелей не на что в день рождения пивасиком угостить было.

– Неужели Филипп не подбрасывал отпрыску денег? – задал провокационный вопрос Борис.

– Нет, – поморщился парень, – отец у него с виду приятный, улыбается, кофе тебе сварит, бутербродов нарежет. И все. Если чего Мирошка у папахена просил, тот отвечал: «Я с десяти лет деньги зарабатывал, мать содержал, на соревнованиях побеждал. Тебе не стыдно клянчить? Сам крутись». Наоборот, Филипп с Мирона бабло брал.

– За что? – удивился я.