Кто в доме хозяйка?

– Он человек старой закалки, скрывал этот факт всю свою жизнь, поэтому не счел нужным и тебе об этом рассказывать.

– А что там дальше с Ведой было?

– Мать ее умерла через год после гибели Александра Сергеевича, Веде тогда уже пятнадцать лет исполнилось. Она потом рассказывала, что мать очень сильно любила отца и не смогла перенести его смерть. Вот так Веда и осталась в этом доме вдвоем со своей няней. Девочка была нелюдимой и замкнутой, поэтому уже тогда люди вокруг начали говорить, что она не в себе, и, естественно, сторонились. Лишь только мать Софьи не противилась дружбе своей дочери и Веды.

– Софья – это ваша мама? – спросила Олеся, повернувшись к Екатерине Ильиничне. – Та, что вместе с Ведой на фотографии?

– Да, Софья – это моя мама, – грустно улыбнулась та. – Она очень любила Веду, и та отвечала ей тем же. Они были сильно привязаны друг к другу и доверяли друг другу не как подруги, а как родные сестры.

– И что же было дальше?

– Ну, что дальше? – нахмурился старик, пытаясь что-то припомнить. – Люди ведь не дураки, видели, что каким-то удивительным образом этот дом всегда обходит беда, и поползли слухи, что Веда колдунья, вот и заговорила его. Потом, когда жители села стали частенько встречаться с ней в лесу, где она собирала травы, все уже уверенно говорили о том, что в этом доме живет не кто иной, как настоящая ведьма.

– Все правильно, она и была ведьмой, – снова подсуетился со своими выводами Валя. – Только в хорошем смысле этого слова.

– Валь, давай ты потом свое мнение выскажешь, а сейчас не мешай, пожалуйста, – попросила его Олеся. – Скажите, Тимофей..., простите, вы так и не назвали своего отчества.

– Называй меня просто Тимофей, без отчества, – произнес старик. – Меня так Веда называла, да и все в округе.

– Неудобно как-то, – смущенно улыбнулась девушка. – Ну ладно, Тимофей, значит, Тимофей. Скажите, а что она делала с теми травами, которые собирала?

– Готовила отвары разные, заговаривала их, а потом людей ими лечила. Мне, признаться, очень смешно было смотреть, как днем какая-нибудь баба у колодца про Веду судачит, почем зря ее поносит, а потом вечером в окошко к ней стучит. – Помоги, мол, ради Христа, мужик мой совсем взбесился, пьет горькую, не просыхает, меня с детьми из дома выгоняет. Не поможешь, руки на себя наложу.

– И что? Прабабушка помогала?

– Не поверишь, наше село в те времена «сухим законом» в народе прозвали, – засмеялся старик. – Все мужики, которые раньше горькую не в меру употребляли, трезвенниками стали и на чем свет стоит Веду материли. Они ведь прекрасно понимали, что не спроста на горькую смотреть не хотят, только сделать ничего не могли. Один раз решили с «колдуньей» поквитаться. Чтобы сам дом спалить, на это у них смелости не хватило, побоялись, а вот капище договорились поджечь. Вроде как предупреждение хотели ей сделать, чтобы прекратила над ними издеваться.

– Капище? А что это такое?

– Это вроде часовенки, только не совсем обычной, Веда там всегда молилась, жертвы богам приносила.

– Ничего себе! – ахнул Валя. – И кого же она в жертву приносила? Убивала кого-нибудь, что ли?

– Глупый ты человек, – усмехнулся Тимофей. – Если жертва, значит, убивать кого-то надо?

– Ну а как же тогда?

– На жертвенник дары разные кладут, кто что может. Печенье, конфеты, а еще лучше, когда что-то своими руками сделал, пироги, например, или ягоды, овощи с фруктами, что сам вырастил. Да много чего можно жертвовать, лишь бы от чистого сердца это шло.

– Ну и что дальше-то было? Неужели подожгли мужики это капище? – нетерпеливо спросила Олеся.

– Как же, подожгли! – усмехнулся старик. – Ничего у них не вышло, потому что такая гроза с ливнем началась, какой даже старожилы не припомнят. А потом те, что поджог решили устроить, три дня все хором в нужниках сидели, вот так-то.

– О, а ты мне не верила! – радостно подпрыгнул Валентин. – Та еще штучка твоя прабабка, голыми руками не возьмешь.

– Чудеса, – завороженно прошептала Олеся. – Неужели такое возможно?

– А ты у кого хочешь спроси, да вот хоть у Ильиничны, – с улыбкой ответил Тимофей.

– Что верно, то верно, было такое, мне моя мать об этом рассказывала, – засмеявшись, подтвердила та. – Веда от любой болезни могла человека излечить, а уж от пьянки – это для нее вроде забавы было. А про то, что те мужики три дня животами мучались, об этом еще очень долго судачили да подсмеивались над ними. Бедняги от этих насмешек не знали, куда деваться, молва об этом случае далеко за пределы Лешего Брода разнеслась.

– Кстати, Тимофей, вы наверняка должны знать – откуда взялось название Леший Брод? – снова влез со своим вопросом Валентин.

– Вот, чего не знаю, того не знаю, – развел руками тот. – Село еще до моего рождения так называлось. А ты зачем эту вещь на себя надел? Кто тебе это позволил? – спросил он, показывая на медальон, который висел на шее Валентина. – Сними и хозяйке отдай, это не твое, значит, и носить тебе не положено.

– Да пожалуйста, – нахмурился Валя, снимая с шеи медальон. – Мы с Лесей его на чердаке нашли, он в сундуке лежал, вот я и надел на себя, чтобы не потерялся.