Читаем "Кто виноват" и другие повести и рассказы Герцена полностью

При видимой отрывочности повествования, когда рассказ от автора сменяется письмами героев, выдержками из дневника, биографическими отступлениями, роман Герцена был строго последователен. "Повесть эта, несмотря на то, что она будет состоять из отдельных глав и эпизодов, имеет такую целость, что вырванный лист испортит все", - пашет Герцен. Свою задачу он видел не в том, чтобы "разрешить вопрос", а в том, чтобы его верно обозначить. Поэтому он избрал "протокольный" эпиграф: "А случай сей за неоткрытием виновных предать воле бо-Жвйй, дело же, почислив решенным, сдать в архив, Протокол".

Но он писал ив "протокол", а роман, в котором исследовал яе "случай", а закон современной действительности. Вот почему вопрос, вынесенный в заголовок его книги, с такой еиаоя отозвался в сердцах его современников. Основную мысль рем am критик А. А. Григорьев видел в том, что проблема века получает у Герцена не личное, а общее значение: "Виноваты не -мы, а та ложь, сетями которой опутаны мы с самого детства" [А. А. Григорьев. Материалы для биографии. Пг., 1917, с. 114.].

Но Герцена занимала и проблема нравственного самосознания личности, Среди героев Герцена нет "злодеев", которые бы сознательно и преднамеренно творили зло своим ближним. Ею гаров - дета века, не лучше и не хуже других; скорее даже лучше многих, а в некоторых из них есть залоги удивительных способностей и возможностей. Даже генерал Негров, владелец "белых рабов", крепостник а деспот по обстоятельствам

своей жизни, изображав как человек, в котором "жизнь задавила не одну возможность". Мысль Герцена была социальной по существу, он изучал психологию своего времени а видел прямую связь характера человека с его средой.

Герцен называл историю "лестницей восхождения". Эта мысль означала прежде всего духовное возвышение личности над условиями жизни определенной среды. Так, в его романе "Кто виноват?" только гам в тогда личность заявляет о себе, когда она отделяется от -своей среды; иначе ее поглощает "пустота" рабства и деспотизма.

И вот на первую ступень "лестницы восхождения" вступает Круциферский, мечтатель и романтик, уверенный в том, что в жизни нет ничего случайного. Он подает руку Любе" дочери Негрова, помогает ей "подняться". И она поднимается вслед за ним, но ступенькой выше. Теперь она видит больше, чем он; она понимает, что Круциферский, робкий и смятенный человек, не сможет больше сделать ни шагу "вперед и выше",

А когда она поднимает голову, то взор ее падает на Бедь-това, который был на той же "лестнице" гораздо выше, чем она. И Люба сама протягивает ему руку...

"Красота и вообще сила, но она действует по какому-то избирательному сродству", - пишет Герцен. То же он мог бы сказать и об уме. Вот почему Любовь Круциферская и Владимир Бельтов не могли не узнать друг друга: в них было 8ТО сродство, которое действует избирательно. Все то, что было известно ей лишь как острая догадка, ему открывалось как цельЪое знание. Это была натура "чрезвычайно деятельная внутри, раскрытая всем современным вопросам, энциклопедическая, одаренная смелым и резким мышлением".

Но в том-то,и дело, что эта встреча, "случайная" и вместе с тем "неотразимая", ничего не изменила в их жиЗни, а лишь увеличила тяжесть действительности, внешних препятствий, обострила чувство одиночества и отчужденности. Жизнь, которую они хотели изменить своим "восхождением", была неподвижна и неизменна. Она похожа на ровную степь, в которой "ничто не колышется". Первой это почувствовала Люба, когда ей показалось, что она вместе с Круциферским потерялась среди безмолвных просторов: "Они были одни, они были в степи". Герцен разворачивает метафору и применительно к Бельтову, выводя ее из народной пословицы "Один в поле не воин": "Я точно герой народных сказок... ходил по всем раа-путьям и кричал: "Есть ли а поле жив человек?" Но жив челоч век не откликался... Мое несчастье!.. А один в поле не ратник. Я и ушел с поля..."

"Лестница восхождения" оказалась "горбатым мостиком", который и поднял на высоту и отпустил на все четыре стороны,

"Кто виноват?" - интеллектуальный роман. Его герои - люди мыслящие, но у них есть свое "горе от ума". И состоит оно в том, что со всеми своими "блестящими идеалами" они принуждены были шить "в сером свете", оттого и мысли их кипели "в действии пустом". Даже гениальность не спасает Бельтова от этого "мильона терзаний", от сознания того, что "серый свет" сильнее его "блестящих идеалов", если его одинокий голос теряется среди безмолвия "степи". Отсюда и возникает чувство подавленности и скуки: "Степь - идя, куда хочешь, во все стороны - воля вольная, только никуда не дойдешь..."

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное