Кто вы, Лаврентий Берия? Неизвестные страницы уголовного дела

Ничего нового Берия в суде не сказал, за исключением того, что неожиданно признал себя виновным в службе в мусаватистской разведке в 1919 году, о чем еще будет отдельный большой разговор. В остальном виновным себя он, как и прежде, не считал.

Вновь суд подробно разбирался с анкетными данными и биографией Берия, его родственниками, их судьбой, работой Берия в Грузии. Он пояснил, что в 1937–1938 годах по всей стране прокатилась волна борьбы с «право-троцкистским подпольем», а это влекло, как он выразился, «большие перегибы, извращения и прямые преступления». Эта практика, как показал Берия, была установлена еще при Ежове и проводилась им в основном с помощью Гоглидзе и Кобулова. Сам он неоднократно участвовал в допросах арестованных, давал указания и установки.

Изменником и заговорщиком он никогда не был, о захвате власти не помышлял. Суд опять начал оглашать показания свидетелей, допрошенных на следствии.

В частности, огласили показания Цатурова о том, что Берия (дословно) «благодаря интригам, иезуитской хитрости, маккиавелистским приемам достиг своей цели — стал председателем Зак. ГПУ».

Огласили предсмертную записку Долидзе:

«…Совершается ужасное и чудовищное дело, истребляются люди, беспредельно преданные партии Сталина. Моя просьба перед смертью — подумайте над этим. Мои показания, как и многих, сплошной вымысел, надуманный под палкой».

Показания Багирова:

«Отношения Берия к Серго Орджоникидзе являлись одним из наиболее убедительных примеров подлости Берия, его карьеризма и вероломства».

Показания помощника Берия — Шария:

«…Мне известно, что Берия внешне относился к С. Орджоникидзе, как бы хорошо, а в действительности говорил о нем в кругу приближенных всякие гадости…»

Москаленко пытался выяснить у Берия, почему он во время гражданской войны в 1920 году, сидя в Кутаисской тюрьме, не принимал участия в голодовке коммунистов. Берия пояснил, что в голодовке он участвовал активно, но до окончания ее он заболел и его перевели в тюремную больницу.

Опять суд начал разбираться с родственниками Берия, проживавшими в Париже. Ничего нового Берия не сказал ни о Евгении Гегечкори, ни о Георгии Джакели, ни о Николае Гегечкори, ни о попытках «выйти» на их родственницу — жену Лаврентия Нино, а затем и на него самого.

Вновь обратились к делам М. Кедрова, его сына Игоря и сотрудника НКВД Голубева. Вот выдержки из протокола.

«Член суда Кучава: Оглашаются показания Багирова.

«Кедров мне известен, причем известен с самой лучшей стороны. Кедров являлся старым большевиком, активным участником и организатором обороны Севера в период гражданской войны, а затем членом Президиума ЧК при Ф.Э. Дзержинском. Это был человек большой нравственной чистоты и честности. Как уполномоченный Дзержинского, Кедров приезжал в Баку и проводил проверку работы ЧК».

Берия: Не помню, может, это было до меня.

Член суда Кучава: Вам стало известно, что Кедров располагал компрометирующими вас материалами, поэтому вы его арестовали и истязали в тюрьме?

Берия: Нет. Мне это неизвестно.

Член суда Кучава: Оглашаю показания сына Кедрова (том 9, л.д. 211)

«…В 1921 году отец, в качестве полномочного представителя ВЧК — ОГПУ был в Баку; я был с ним. Мне известно, что отец проводил обследование Аз. ЧК и сообщил о результатах Дзержинскому в Москву. У отца была особая тетрадка, где такого рода донесения писались под копирку. В одном из них отец сообщил о том, что какие-то дела, которые вел Берия (тогда Берия был зам. пред. Аз. ЧК), вызывали у него сомнения политического характера; в связи с этим отец делал вывод о том, что Берия не соответствует занимаемому им посту и не может быть на руководящей работе в органах ВЧК — ОГПУ. Это письмо было отослано Дзержинскому, кажется, осенью или зимой 1921 года. Копия хранилась у отца до момента его ареста вместе с другими документами, содержащимися в этой тетради. Накануне ареста отца я был у него дома, и отец мне сказал, что эту тетрадку он спрятал в надежном месте, но где — он этого мне не сказал».

Снова суд вернулся к делам Белахова, Слезберг, сестер Канель. Берия все это признавал, ссылаясь, правда, на указания инстанции (кого именно — не выяснено) и даже на работу какой-то специальной комиссии.

Такая же ситуация с похищением жены маршала Кулика.

Несколько вопросов задано и о судьбе посла СССР в Великобритании дипломата Майского, подозреваемого руководством КПСС уже в «наше», послевоенное время в шпионаже в пользу английской разведки и освобожденного из тюрьмы Берия. Берия пояснил, что Майский ни в чем не виновен, под арестом давал неопределенные показания о своих связях с Черчиллем, а также ссылался на уже умерших Томского и Коллонтай. Прямых улик против него не было. Поэтому он и был им, Берия, освобожден. Вновь вернулся суд к убийству дипломата Бовкун-Луганца с женой.