Кто вы, mr. Gorbachev? История ошибок и предательств

К счастью, горбачевские аргументы были общеизвестны в Литве, так как Бразаускас изложил их в интервью по литовскому ТВ и в литовских СМИ. Я же в марте 1990 года не имел доступа к Горбачеву, поэтому обвинение в моем подстрекательстве главы СССР развалилось. Помимо этого в письме я был представлен главным организатором от Компартии Литвы/КПСС силовой военной акции в Вильнюсе в январе 1991 года. Здесь меня спасло то, что на второй день после январских событий я отправился в давно запланированную командировку во Францию.

Там я должен был принять участие в сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы в Страсбурге по вопросу нарушения прав человека в объявившей независимость Литве. Как известно, в ЦК КПСС, как в любой серьезной советской организации, «основных организаторов» никогда не посылали в командировки, пока те не доводили порученного дела до конца. То есть версия «основной организатор» тоже лопнула.

Дополнительным фактором, обусловившим мое освобождение, видимо, явилось то, что в 1992 году я был еще известен зарубежным журналистам, бравшим у меня интервью в 1990–1991 годах. Жене удалось дозвониться некоторым из них, а те стали обращаться за информацией обо мне в Генпрокуратуру и Верховный Совет Литвы. Литовские власти, понимая, что объявить преступной мою политическую деятельность в период, когда я был легитимным депутатом Верховного Совета Литовской Республики, может иметь непредсказуемые последствия, предпочли меня отпустить.

Однако когда я «сидел» в изоляторе и писал письмо Горбачеву, то не знал, сколько придется «сидеть». Вот так, тоже на трое суток, был задержан лидер интернационального движения «Vienybe-Единство-Ednosc» Валерий Васильевич Иванов, а «сидеть» ему пришлось четыре года. Первый секретарь ЦК Компартии Литвы/КПСС Миколас Мартынович Бурокявичус пробыл в литовском заключении долгих 12 лет. С политическими оппонентами литовская Фемида не церемонится.

Привожу текст моего письма, в котором я высказал Горбачеву и бывшим народным депутатам СССР все, что думал о них в камере.