Кто Вы, «Железный Феликс»?

Доктор исторических наук, профессор, полковник в отставке, А.М. Плеханов.

Глава 1. Образование ВЧК

Оценки прошлого должны соотноситься с реалиями прошлого

Заповедь историка

Активную политическую жизнь Феликс Дзержинский начал в 1895 г. в возрасте 18 лет, скончался в 1926 г., прожив таким образом почти 31 год жизнью профессионального революционера и треть из них являлся государственным деятелем. Что это было за время в истории России? Три революции, Первая мировая и Гражданская войны. Социальные потрясения, смерти и страдания десятков миллионов людей, борьба за «светлое будущее без эксплуатации и угнетений» и за «единую и неделимую Россию», время рождения и ухода с исторической арены политических партий и общественных движений, народных вождей и разного толка авантюристов.

За более чем 1000-летнюю историю России эти годы можно сравнить лишь со Смутой начала XVII в. Тогда речь шла также о спасении российского государства в борьбе с интервентами, необходимости сплочения народа, преодолении его раскола. Но выход из этого положения искали не столько путем диалога, сколько о физическом уничтожении своего противника.

Именно в подобных исторических условиях формировалось мировоззрение будущего председателя ВЧК-ОГПУ. В начале XX в. на первое место вышли проблемы, решить которые без применения насилия, карательной политики государства (России императорской, России советской), ведения ожесточенной классовой борьбы, казалось невозможным.

Немецкий философ Г.В.Ф.Гегель в «Философии права» признавал карательную деятельность государства как выражение силы и разума[6]. Однако в годы Гражданской войны и последующие за ней годы в России все же мало полагались на разум в политике. Миллионы граждан в полной мере впитали в себя военную психологию — убеждение в необходимости решать все острые вопросы жизни силой оружия. Конечно, в идеале государство должно обеспечивать защиту интересов всех законопослушных граждан, всех социальных слоев или подавляющего большинства населения. Большевики декларировали это важнейшее положение, утверждая, что все репрессивные меры направлены против эксплуататорского меньшинства или его агентуры, и они вынуждены широко использовать меры принуждения в отношении своих политических противников, ограничивать их в правах, применять другие, в том числе и насильственные меры вплоть до физического уничтожения. Сам факт использования крайних возможностей государственной машины уже оказывал серьезное эмоциональное воздействие на каждого человека и заставлял его изменять свое поведение: приспосабливаться к власти или, в крайнем случае, бороться до конца, в том числе и с оружием в руках. Еще В.О. Ключевский писал: «Что личность и общество — две силы, не только взаимодействующие, но борющиеся друг с другом, это хорошо известно; известно также, что движение человеческой жизни становится возможным благодаря только взаимным уступкам, какие делают эти силы»[7]. Но дело в том, что представители противоборствующих сторон не были настроены на то, чтобы идти на какие-либо компромиссы. Для достижения своих целей они были готовы идти до конца.

Русская мысль не только предвидела, что в XX в. появится новый общественный строй — социализм, но и сумела с поражающей точностью показать его реальную суть и характер. Лучше всего это выразил один из наиболее глубоких мыслителей XIX в. Константин Леонтьев: «Я того мнения, что социализм в XX и XXI веках начнет на почве государственно-экономической играть ту роль, которую играло христианство на почве религиозно-государственной… Теперь социализм еще находится в периоде мучеников и первых общин, там и сям разбросанных… то, что теперь — это крайняя революция, станет тогда охранением, орудием строго принуждения, дисциплиной, отчасти даже и рабством…социализм есть феодализм будущего», который будет идти «попеременным путем — и крови, и мирных реформ…»[8]. Вглядываясь в будущее, Леонтьев утверждал в 1880 г., что «тот, слишком подвижный строй», к которому привел «эгалитарный и эмансипационный (т. е. уравнивающий и освобождающий! — Авт.) прогресс XIX века…должен привести или к всеобщей катастрофе» или же к обществу, основанному «на совершенно новых и вовсе уже не либеральных», а, напротив, того, крайне стеснительных и принудительных началах. Быть может, явится рабство своего рода, рабство в новой форме, вероятно, в виде жесточайшего подчинения лиц мелким и крупным общинам, а общин — государству»[9].