Кто Вы, «Железный Феликс»?

ЧК обязаны помнить, что только при выполнении этих указаний они выполнят возложенные на них рабочей революцией задачи. А потому мы еще раз должны запомнить, что за неправильные и бессмысленные аресты будут нести ответственность председатели»[224]. Но эти установки на смягчение карательных мер скорее были пожеланиями, потому что в кратчайший срок отказаться от методов Гражданской войны было практически невозможно. Уж очень велик был соблазн силовыми методами решить политические задачи. Поэтому в январе указание-пожелание, а в конце июля — распоряжение В.Р. Менжинскому: «Сегодня в газетах («Известия за границей, печат. о политич. положении») снова говорится о подготовлен, восстании в Питере. Полагаю, что надо произвести массовые аресты и главных арестованных вывезти из Питера. Надо, кроме того, усиленно проверить состояние гарнизона.

P.S. Считаю, что надо дать директиву быстрее вести следствие о заговорах в приграничных местностях и перестрелять заговорщиков»[225].

Что же касается действий чекистов в условиях нэпа, то четко прослеживается стремление руководителей ВЧК-ОГПУ, высших органов власти строго регламентировать право ареста граждан, но на местах по-прежнему во многих случаях не были четкости в формулировках причин и мотивов арестов. В документах ВЧК и даже ГПУ называются такие причины ареста, как: «женат на княгине», «дед был епископом», «при обыске найдены погоны капитана», а в деле заключенного Харьковского отдела ГПУ было даже записано: «содержать под арестом до выяснения причины ареста»[226]. Некоторые «лихие» чекисты проявляли чрезмерное усердие в борьбе с мнимыми противниками власти. Иначе чем же можно было объяснить тот факт, что в 1923 г. только уездный уполномоченный Бийского губотдела ГПУ арестовал 419 человек, из них за: контрреволюцию — 172, бандитизм — 85, шпионаж — 7, прочие преступления — 155.[227]

Чтобы исключить такие случаи, Дзержинский в записке Т.П. Самсонову и Г.Г. Ягоде указал, что «единственная цель заключения — это более или менее строгая изоляция для целей следствия или предупреждения и только. А поэтому все излишние строгости, не вызываемые этой целью — преступление, рождающее справедливое возмущение и новые преступления. Необходимо выработать целый ряд практич(еских) указаний и указать, куда жаловаться. Это надо преподать всем губчека, ос(обым) отд(елам). Надо не озлоблять людей и не грешить против нашей коммунистической морали»[228]. А к арестам вообще прибегать лишь в том случае, когда серьезное преступление налицо и оставление на свободе виновного может повлиять на ход следствия или уклонению от ответственности[229].

В годы нэпа, по вполне понятым причинам, особое значение приобрело внимательное отношение к специалистам, потому что неправомерные действия чекистов не только нарушали законы советской власти, но и вели к перебоям работы промышленных предприятий и учреждений.

Не позднее 20 января 1921 г. Дзержинский писал Ксенофонтову «Надо составить и послать телеграмму, чтобы не арестовывали специалистов по старым делам, пусть их немедленно освободят под поручительство заинтересованных в работе ответственных коммунистов. Копию телеграммы надо послать и Грибанову. Дела и объяснения затребовать сюда»[230]. Это распоряжение было следствием разбирательства рапорта 19 декабря 1920 г. особоуполномоченного командарма Кавказской трудовой армии и Грозненского нефтеуправления Э. П. Грибанов, который сообщил Народному комиссариату по военным делам и НКПС о том, что органы ЧК, арестовывают старых специалистов за «дела времен 17 года». Эти аресты вносили дезорганизацию в работу по добыче и транспортировке топлива. Рапорт Грибанова был переслан в ВЧК.

Дзержинский был категорически против упоминания в делах об арестах партийными комитетами. 20 июля 1921 г., сославшись на случай с арестованными чехословаками, когда на запрос Оргбюро ЦК, «за кем дело?», сотрудник ВЧК В.Д. Фельдман ответил, что за ЦК РКП(б), да и арестованы они по приказу ЦК и даже в регистратуре ВЧК значилось «За ЦК». Он предложил «устранить возможность таких официальных справок и зачислений»[231].

Председатель ВЧК-ОГПУ протестовал также против нарушений установленного порядка ареста чекистов. 14 июня 1922 г. он телеграфировал в Пензенский губком партии: «Категорически протестую 1) против аресте ответственных работников отдела ГПУ без моего ведома, 2) против новых назначений без предварительного согласования со мною. Новых назначений не утверждаю, равно как и вмешательства в работу осведомления не допускаю»[232].