Кто за главного? Свобода воли с точки зрения нейробиологии

Понимание, что мозг функционирует автоматически и подчиняется законам мира, и обнадеживает нас, и разоблачает. Обнадеживает, так как мы можем быть уверены, что устройство для принятия решений, мозг, имеет надежную конструкцию, чтобы приводить в исполнение решения о действиях. А разоблачает, поскольку дает ясно понять: вся таинственная проблема свободы воли — просто неверно сформулированная идея, основанная на социальных и психологических представлениях, которые существовали в определенное время истории человечества и не подкрепляются современными научными знаниями о природе нашей вселенной и/или им противоречат. Вот как это объяснял мне Джон Дойл:

Почему-то мы привыкли к мысли, что, когда система обнаруживает сложные и слаженные функции и поведение, обязательно должен присутствовать некий “сущностный” и, что немаловажно, центральный или централизованный элемент управления, который якобы за все отвечает. Мы убежденные эссенциалисты, и наш левый мозг найдет этот элемент. Как ты сам говорил, мы придумываем то, чего не можем найти. Мы называем его гомункулусом, разумом, душой, генами и так далее. <...> Но он редко там, в обычном редукционистском смысле. <...> Это не значит, что в действительности нет никакой ответственной “сущности”, просто она существует в распределенном виде. Она в протоколах, правилах, алгоритмах и программном обеспечении. Так на самом деле работают клетки, муравейники, виртуальные сети, армии, мозг. Нам трудно это понять, поскольку “сущность” не хранится где-то в каком-нибудь сундуке. А ведь, наоборот, такое ее расположение было бы конструктивной ошибкой, потому что сундук стал бы слабым звеном системы. Кстати, важно, что сбои происходили бы не в модулях, а в правилах, которым они подчиняются.

Подходя к концу повествования, я понимаю, что мои представления могут и будут корректироваться. Такова природа жизни в науке. Факты не меняются. Что меняется, особенно в таких интерпретативных науках, как нейробиология и психология, так это гипотезы о том, как истолковывать постоянно накапливающиеся факты о матери-природе. Ежедневно каждый ученый снова и снова задает себе терзающий его вопрос, действительно ли объяснение, которое он дает такому-то явлению, отражает суть происходящего. Никто не знает слабые места какой-то идеи лучше, чем ее автор, а значит, он всегда начеку. Жить, постоянно сомневаясь в своей правоте, не очень просто, и однажды я спросил Леона Фестингера, одного из умнейших людей в мире, чувствовал ли он себя когда-нибудь некомпетентным. “Разумеется! — ответил он. — Именно это и делает тебя компетентным”.

Просматривая материалы для этой книги, я осознал, что уникальный язык, который еще предстоит разработать, требуется, чтобы отразить то, что происходит, когда психические процессы ограничивают мозг, и наоборот. Все действие происходит на стыке этих двух уровней. На одном языке можно сказать, что оно там, где нисходящая причинность встречается с восходящей. На другом языке — что оно в пространстве между мозгом разных людей, взаимодействующих друг с другом. Именно то, что происходит на стыке уровней нашего многоуровневого иерархического существования, содержит ответы на наши вопросы о взаимоотношениях мозга и разума. Как нам это описать? У этого эмерджентного уровня есть своя собственная динамика, но он еще согласуется и с происходящими действиями. Именно эта абстракция помещает нас во время, делает реальными людьми, которые несут ответственность за свои поступки. Вся эта история с тем, что мозг делает что-то до того, как мы это осознаем, становится неактуальной и несущественной с выгодной позиции другого уровня функционирования. Создание нового языка для таких многоуровневых взаимодействий, на мой взгляд, — вызов науке XXI века.

Благодарности