Кто же всё же Я такой?

*самарик — просторечие, уменьшительно-ласкательное от слова «самогон».

К четырём дня мы были готовы и тронули в путь. Добрались, занесли наши вещи на мостик, развернули снасти и насадили наживку на ко́ропа и на сома. К пяти часам вечера снасти уже были заброшены и стояли в ожидании клёва. Мы были настроены самым серьёзным образом.

Стремительно, по-южному, темнело. День до заката был жаркий, на воде стоял полный штиль.

И от полного безветрия с берега до нас по вечеру устремились здоровенные «калиброванные» комары. Обычно они не залетают так далеко от берега, так как их мерзопакостная конструкция не была приспособлена бороться с ветром, особенно на воде. Они просто не в состоянии при ветре, который, как правило, стелется над водой с берега, отмахать своими зудящими крылышками обратно. И они становятся добычей ласточек, которые в огромном количестве гнездятся по отвесному глинистому каньону широкой нашей реки. Таким вот способом природа в нашей местности предусмотрела защиту рыбачков от этого гнуса. И механизм надёжно работает. В принципе, даже проблемы такой не существовало.

Но только не в этот раз! Жара, видимо, как-то подействовала на ласточек, что они решили отсидеться в своих гнёздах-норках по обрывистым берегам, которые от обилия этих норок напоминали огромные соты. Так как ветра не было совсем, то огромные камышовые комары с берега атаковали нас просто кучами. Я весь извертелся, отмахиваясь от них. Хлопал себя со всей силы по месту, где и как только почувствую их прикосновение. Но в тот вечер это было уже не «прикосновения», а сплошной топот по мне комариного стада. Это отродье своими тонюсенькими хоботочками умудрялись прокусывать даже толстенный бушлат, который я надел на себя в надежде хоть как-то укрыться от голодных кровопийц. Укусы чесались, да какой там "чесались" — зудили как изощрённая пытка.

Любой мало-мальски открытый участок тела был бы немедленно атакован эскадрильей комаров, которые были крупнее даже мух в свинарнике. Мне ничего другого не оставалось, как отвернуть воротник своего свитерка до самого подбородка, полностью натянуть на голову и лицо спортивную шапочку, укутаться в тот самый армейский бушлат, который, порой, на войне даже от осколков спасал, и постараться переждать эту массированную атаку ненавистных извергов. А руки я спрятал глубоко в карманы штанов. И в таком положении, весь укутанный, лежал на спине и ждал поклёвку.

Все это мои действия были бы в других обстоятельствах очень эффективны, но только ни в тот вечер и ни от этих диких зверюг. Сейчас польза от моих уловок оказалась минимальной.

Дядя Коля сопел рядом. Этот момент прошёл мимо моего внимания, но, похоже, атака комариного отродья каким-то образом обошла его стороной, потому что он лежал совершенно спокойно, не дёргаясь и только сопя своей носопырой. Даже странно, что они его не трогали. Или он сам на них не реагировал, или его кровь была для них смертельной… А то бы крови его насосалисьи стали бы в воду нырять — резвиться… Но те комары были абсолютно точно не дурни.

Вот лежу я так, замираю от каждого мерзкого звука насекомого, которые пронзительно и истерично визжали на подлёте как пикирующие бомбардировщики, и жду, когда эти животные сядут на меня и начнут вбуравливаться в мои доспехи.

Как вдруг сзади от моего левого плеча на расстоянии не более метра, я хоть и не вижу, но ощущаю и слышу знакомый, достаточно громкий голос, и очень характерную интонацию тёти Любы (именно о ней я вам рассказывал вначале). Было полное ощущение, что она стоит у меня за спиной. Но ведь там была вода! А она уже пару лет назад, как скончалась!

— Здрасте-е, — протянула она знакомым голосом и очень не гармонирующим с ней слегка вульгарным высоковатым тоном.

Она была хорошо образована и воспитана, и имела вполне культурный стиль общения. За исключением вот такой вот специфической манеры здороваться, в которую она, возможно, пыталась вложить демонстрацию своего несгибаемого под бременем неурядиц характера. Это была какая-то по блатному несколько развязная и вызывающая интонация, но лишь только в одной фразе, которая была настолько узнаваема, что спутать с кем-то иным тётю Любу было невозможно. Именно в этом слове, протяжной манере произношения и в дерзком высоком тоне — «Здрасте-е» был сокрыт тот уникальный отпечаток образа, который, как отпечаток пальца бывает у каждого человека свой единственный и неповторимый.

Спутать этот голос с каким-то иным было невозможно. Фраза была произнесена настолько отчётливо, громко и внятно, что я непроизвольно дёрнулся, мотнул головой и стал пытаться посмотреть назад. Когда я дёрнул головой, спортивная шапочка, которая до этого скрывала мой лоб и лицо от комаров, сдвинулась назад и освободила глаза. Я увидел чистое тёмное, но звёздное небо и яркую луну.