Ку-ку

– тоже гудит, тогда он – нижние, которые к локтям. Эти – тоже, только потоньше. И потом всеми пальцами, как на пианино!.. И пошло!.. Мы к стенке прижались. Артем как дьявол: большой колокол его прямо кресла рвет! Видно же: ремень до костей вдавился. Чувствуешь, ну… кишки у человека рвутся, ребра хрустят, а рожа блаженная, глаза прикрыты… Все гудит! Все орет! Колокольня качается!.. Облака несутся!.. Страшно!.. Но так здорово!.. Такая красота! Я осмелела, наклонилась к Артему – посмотреть, куда веревочки идут. Тут-то он мне и заехал по носу… Ты что – не слушаешь?

– Слушаю, – отвернувшись к окну, буркнул Юрка.

– Ну-у-у… – протянула Вита. – Так дело не пойдет. Один дурак стихи мне на старости лет взялся сочинять, нашел Лауру; этот – носом хлюпает…

– Кто дурак, Рост? – оживился Юрка.

– Кто же еще. Наш.

– На самом деле?

– Хм, – Вита передернула плечами. – Пожалуйста.

– Она достала сумочки сложенный пополам листок бумаги. – Очки забыла. Читай. Ладно бы веселенькие, а то уж совсем замогильные. Читай.

– «Когда, отшвырнув сапогом самолет, продираешься сквозь замирающий грохот, вырвав сердца кремовый ком, ударяешься о безмолвие грота.

Когда спокойной походкой мимо пестрой послеамьенской сволочи уходит любовь, уходит любимая, кивком на ходу поправляя волосы, вместо нее, вместо гибкого рта, вопросительных скул и зеленого пояса остается оконтуренная пустота, которая никогда не заполнится…

Невесело все-таки знать заранее, что не предусмотрено ничего лучше чередования неощутимых граней прошедшего, настоящего будущего…»

– Что такое, кстати, «послеамьенская сволочь»?

Юрка пожал плечами.

– Не знаешь? И я не знаю, – сказала Вита. – А спросить у Роста все руки не доходят, забываю. А что еще за «кремовый ком сердца»?

– Да это он парашют имел в виду: за кольцо дергаешь, слева на груди – парашют раскрывается.

– Так бы и написал, а то догадывайся… Петрарка… Слушай, чтоб не забыла: ты Росту ничего не говори про сегодня, про больницу. Хорошо?

– Ладно, – кивнул Юрка, уставившись в окно. Показались ворота больницы.

– Я скоро, – сказала Вита, выходя машины. Она подошла к окну на первом этаже, постучала по стеклу пальцем: – Гриня, ку-ку!