Куба далеко? Куба рядом! 1978

«Песец. Приехали. Станция конечная, все на выход! И постройтесь, пожалуйста, вон у той кирпичной стенки перед вырытым рвом…»

В общем опрашивали, допрашивали, записывали и подписывали. Я особо не ерепенился, понимая, что дело приняло несколько необычный оборот. Но документы читал внимательно и каждую запятую тщательно проверял, ибо помнил выражение, где запятая играла ключевую роль: «казнить нельзя помиловать». Также решительно пресекал любые фамильярности, в том числе и тыканье в мой адрес. «А чего? Коль вы меня во всех тяжких обвиняете, так значит я взрослый. А раз взрослый, то нех** тут мне тыкать!» Сотрудники, конечно, взбрыкивали, говоря, что на моём месте они бы вообще молчали, ибо дела мои плохи. Но я их доводы не принимал и уведомлял, что если ещё раз тыкнут, то без адвоката я говорить вообще не буду. В общем, перешли на «Вы». Но, по сути, сути это не поменяло. Приехали ещё какие-то следователи, прокуроры, пара каких-то генералов и кутерьма закрутилась по второму или десятому кругу — вновь вопросы, вновь допросы.

Ну а потом меня попросили сдать анализы: кровь, и, гм… в общем и так далее. Сделал всё что мог, встав на путь исправления, дабы своей кровью и плотью искупить. А заодно и облегчить задачу служивым. Так же у меня взяли частички кожи на пальцах, пару волосков, несколько кусочков ногтей и под ними даже поковырялись. Из всего этого я сделал вывод о, судя по всему, зарождающемся генетическом анализе. Хотя вполне возможно, что в этом времени такой или подобный анализ уже существует и применяется в судмедэкспертизе.

После всех этих действий в купе с допросами я был уверен, что меня арестуют. Ан нет, дал одну подписку о неразглашении, одну о невыезде за пределы города, подписал двадцать семь автографов на память и был отпущен на все четыре стороны. Можно было бы подумать: «Легко отделался». Однако я был уверен, что ещё ничего не законченно и меня в любой момент могут дёрнуть по этому странному, загадочному и можно даже сказать — мистическому, делу особой важности.

Приехал домой поздно, быстро поел, помылся и лёг спать, даже не став разбирать коробку с привезённой видеокамерой, которую мне подарил в ФРГ папа «Мальвины». Не сам, конечно, ибо я с ним был в контрах. А прислал какого-то хмыря из администрации. Наши сразу ушки навострили и взяли с меня объяснительную, в которой я объяснил для чего мне нужен данный девайс — для съёмок. Не поверили… Но всё же пошли на уступки и камеру не экспроприировали, а лишь изъяли до выяснений всех обстоятельств. Пообещав, что отдадут, когда вернёмся в Союз. Разумеется, сразу по прилёту камеру фирмы «Sony» из багажа изъяли для осмотра. Наверняка, тщательно покопались и, вероятно, ничего предосудительного «внутре» не найдя, теперь решили-таки отдать и завезли домой.

«Что ж, камера — это хорошо. Нужно будет с ней сегодня вечером поразобраться. Что там и к чему. Ведь её отличия, от миниатюрных собратьев будущего, велики. Это массивный аппарат около метра в длину под большую VHS кассету и который весит более пяти килограммов. Сколько она стоит, я не знал, но точно не мало. В той жизни у меня такой дорогущей штуки, разумеется, не было. А посему, предстояло повозится, дабы укротить заморского хищника.

«Ничего. Разберёмся. И не в таком разбирались, — с ленцой подумал я, зевнув. — Н-да… Ну да фиг с ней — с камерой, тут вот другие проблемы буквально грызут. Если так дальше дело пойдёт, то меня к руководящему составу подпускать не будут. Слабоватые замы оказались в Минкульт. А я теперь мучайся. Нету в жизни справедливости!»

Ударился об косяк не обутой ногой, чертыхнулся, посетовал на судьбу злодейку, сморщившись от боли, и, подойдя к «шуршунчику», снял трубку.

— Алло!

— Алло, Саша, это ты?

— Алло, Саша это я.

— Это Антон. Привет.

— Йоу, — буркнул я, не разделяя утренней радости собеседника и присел на табуретку, стоящую рядом.

— Как хорошо, что я тебя застал.

— Антон, ты на часы смотрел? Где я, по-твоему, могу быть в это время?

— Ну мало ли. Вдруг у тебя дела. Ты у нас мужчина занятой, — хохотнул лидер «импульса» и, чувствуя, что я не расположен к утренним шуткам-прибауткам, перешёл к делу: — Я, собственно, вот чего тебе звоню: ты на репу едешь?

— На репу? — удивился я. — Гм, нет наверно… Не собирался. Гм, а вы прямо с утра что ль собрались?

— Да. Времени совсем мало остаётся. Ведь вечером банкет в Минкульте.

— А вы там играть будете? Зачем?

— Нет. Там будет просто застолье в честь нашего выступления. Наверное, решили устроить нам праздник.

— Там всегда праздник: либо банкет, либо фуршет, либо скорая. Кстати, если вы выступать не будете, то зачем такая срочность с репетицией? Отдыхали бы.

— Некогда отдыхать. Репетировать надо. Мы же на «Песне 1977» будем выступать! Ты что забыл?

— А-а, — озадаченно кивнул себе Саша. — Точно. Совсем из головы вылетело, — и взял с тумбочки тетрадь, в которой мама делала записи для меня, указывая кто, когда и по какому поводу звонил.

— Да ты что?! Это же событие! На весь Союз нас покажут! Там ведь впервые в СССР прямая трансляция конкурса будет!