Он нашел ее. Сколько прошло времени? Час, два, может быть, больше? Она лежала на песке, положив голову на руки, лицом вниз. Иногда ее тело вздрагивало от слез. Она не увидела, как он приблизился, но почувствовала, когда он сел рядом. Именно он. Потом они лежали на песке, рядом, и молчали. Он взял ее голову в свои руки и стал целовать ее волосы. И вдруг ей показалось, что он плачет. Он действительно плакал, но не от слабости и бессилия, как она, а от боли. Такую боль он чувствовал впервые, потому что впервые полюбил женщину и уже знал, что она нужна ему, как никто другой, и, не сказав с ней ни слова, заранее был уверен, что она никогда не поймет его — тоже как никто другой.
Они по разные стороны линии горизонта, и только любовь, как солнце, у них одна на двоих. Но для такого, как он, этого было мало. Он хотел, должен был владеть не только ее телом, но ее сердцем, мыслями и душой. Он знал, что где-то в глубине ее сердца уже зажглась искра, что, наверное, он мог бы разжечь в нем и огонь, но боялся ее спугнуть. В то же время он понимал, что если не сделает чего-то сейчас, сию минуту, то может потерять ее нвасегда. А этого сейчас он боялся, пожалуй, больше всего. Ему казалось, что она — птица, которую можно спугнуть одним неосторожным движением, и она улетит, и ее уже не вернешь. Он не мог и не должен был потерять ее, но не мог и найти слов, чтобы достучаться до ее сердца, дотронуться до ее души своей душой.
Он начал говорить. Сначала медленно, тихо, почти шепотом, осторожно, как с ребенком говорит отец, чтобы не напугать и не обидеть, но рассказать обо всем. Все как есть. Он, конечно, боялся, поймет ли она, да и сможет ли он найти те, единственные слова? Она — чужая, пришла из другого мира и вернется туда. Вопрос только, смогут ли они выиграть у судьбы немного счастья? Хоть один лишний день или час, проведенный вместе! За это он готов был отдать жизнь.
Но говорил он о правде, о праве на надежду и о шансе, который дает жизнь. О своем народе, который имеет право на свободу и достойную жизнь, о том, что молодые люди живут в нищете и обречены быть рабами, что богатые становятся все богаче, а бедных — все больше, и они беднеют с каждым днем. Что у кубинских детей на собственной земле нет ни единого шанса на лучшую жизнь, и что больше так жить нельзя.
Его слова испугали ее. Он это понял, но продолжал, потому что знал: она способна его понять, он только должен ей помочь… И он рассказал ей о своей жизни.
Его мать рано потеряла мужа. Она работала кухаркой, чтобы прокормить девятерых детей, оставшихся без отца. С утра до поздней ночи она обслуживала приемы и вечеринки, званые обеды и ужины у богатых хозяев, а ее семья жила впроголодь. Она умерла, так и не накормив досыта своих детей. Он, совсем еще молодой человек, заменил своим братьям и сестрам и отца, и мать, а по ночам плакал от усталости и отчаяния. Потом он встретил людей, которые готовы были взять в руки оружие, чтобы изменить жизнь, возможно, ценой собственной жизни — ради других, во имя будущего. Голос его задрожал и на глазах опять выступили слезы, когда он вспоминал, как во время штурма Монкады был убит его младший брат, еще совсем ребенок, а другой, его любимец Эвелио, умер у него на руках от ран. Он никогда не забудет запах его крови — на темной коже кровь еще ярче, и под палящим солнцем ее запах еще сильнее и слаще.
Он замолчал. Тишина была долгой и томительной. Она тоже молчала, и его невысказанный вопрос, адресованный ей, казалось, повис в воздухе: «Со мной ли ты, любимая?»
Она молчала, потому что поняла главное: он давно и безвозвратно принадлежит Кубе. А он, до сих пор уверенный, что в его сердце нет места никому, кроме единственной женщины — Кубы, ждал. Потому что именно эта женщина, живая и теплая, могла дать ему крылья и любовь, какая бывает лишь однажды. Он не был готов сделать выбор, это было бы слишком страшно, поэтому он молил всех богов только об одном: чтобы она поняла его. В его жизни, он уверен, все было решено еще до его рождения, он не мог изменить свою судьбу, и потому, с ней или без нее, его выбор сделан.
Они долго лежали на песке в лучах угасающего солнца, каждый — в своих мыслях и чувствах. Он чувствовал, что боль делает его душу сильнее, страдания очищают помыслы и он крепнет в своих решениях. И по-прежнему только одно не давало ему обрести покой — мысли о том, что ничего нельзя изменить.
Солнце, казалось, умирало, и в этих последних лучах океан был ему особенно дорог. Он чувствовал какую-то неразрывную связь с океаном. Так ребенку кажется, что, отними у него мать, произойдет что-то страшное. Ему казалось — забери у него океан, он умрет.
Он решительно взглянул в лазурную даль, как будто хотел призвать океан в союзники, просил его стать другом и судьей, и пусть, если будет нестерпимо больно, океан, его молчаливый свидетель, не позволит ему изменить решение.