Куба — любовь моя

На экзамене по химии мне повезло: в конце кабинета, подальше от комиссии, поставили дополнительную доску на ножках, что-то вроде мольберта. Я готовилась к ответу на этой доске. Я честно исписала ее сверху донизу и стала ждать суда. Вторая учительница химии подошла ко мне и стала читать, что там у меня наболело на душе по поводу реакций замещения, элемента алюминия, ароматических углеводородов. (Тут ничего хорошего наболеть на душе не могло: эти «ароматические» душили нас денно и нощно — спасения не было от газовок, и в городе работал единственный в стране НИИ Производственных заболеваний. Так что, если бы я тогда умела материться, то лишь матерный текст и мог в полной мере описать мое к «ароматическим» отношение, хотя формулу бензола я зачем-то помню по сию пору.) ЗАДАЧА МНЕ НЕ ПОПАЛАСЬ! Мне досталось делать какой-то опыт, но это было единственным, что у меня получалось в химии, потому что было ясно: это — туда, а это — сюда — и нагреть. В осадке то, что задано получить! Все логично!

Некоторое время учительница задумчиво смотрела на доску, а потом перевела взгляд на меня. О моих разборках с химией знала вся школа, потому что это было удивительно: знать и понимать физику, которая считалась более трудным предметом, и не справляться с химией. Она опять стала читать мой трактат. Лицо ее было непроницаемо, а потом она оглянулась и сказала, что я могу все стирать, что все правильно. Я недоверчиво посмотрела на нее, и она зашипела, чтобы я поторопилась, пока Коптилка не подошла. Вот убейте меня, но я так и не узнала, что же я такое понаписала там. А может быть, все, и вправду было верно? На всякий случай, я решила поверить, что я нечаянно написала правильно, чего не случается с перепугу? А потом был выпускной, и белое платье в ландышах, и первые " шпильки " в восемь сантиметров, и рассвет на берегу моря — багровое солнце, розовое небо, голубой жемчуг Каспия…

Через день после выпускного вечера я уехала в Москву. Были перрон, проводы, поезд. И я, ошеломленная, еще не осознавшая, что детство кануло в прошлое. Навсегда. Страшное слово — навсегда, я его не люблю. Я навсегда стала взрослой, хотя единственная из всего выпуска не ныла, что школа надоела, и скорее бы все кончилось. Я знала, что взрослым быть хуже — труднее, неинтереснее. Я не рвалась из школы во взрослую жизнь, эта жизнь догнала меня без моего желания и попыток ее приблизить. Но она меня догнала, и это было навсегда.

И я навсегда уезжала из города, от мамы и бабушки, от подруг и друзей, от моря и пляжа.

Я еще буду встречаться со всем этим миром, но он перестал быть миром моим.

А какой мир моим станет, я не знала, и никто не знал и не мог мне подсказать — время подсказок тоже прошло навсегда.

Глава 6.

Как хорошо было ходить по любимому городу, знать, что скоро поселишься в нем надолго, может быть, навсегда — да я и не сомневалась, что стану москвичкой: раз я этого хотела, разве могло это не случиться? Москва была огромна, восхитительно огромна, можно было бродить месяцами, годами — и не встретить ни одного знакомого лица. Не то, что Сумгаит, где на десяти метрах улицы приходилсь здороваться пятьдесят раз со своими знакомыми, знакомыми мамы, соседями, знакомыми соседей — со всем городом, потому что все знали всех. Так приятно было затеряться и бродить, не отвлекаясь на постороннее, сосредоточиться на своих мыслях и эмоциях, не разговаривать часами ни с кем, кроме, разве, продавщиц пирожков или газированной воды, да и ту я чаще покупала в автомате. Необходим был этот отдых от перенасыщенной общением, зачастую вынужденным, атмосферы маленького города.

К экзаменам я больше не готовилась. Перед смертью не надышишься, ничего нового я бы уже не успела выучить, но в отдыхе я нуждалась, и решила пустить все на самотек. Да и времени до первого экзамена осталось совсем немного — три дня.

Кое— какие телодвижения я, правда, пыталась проделать: сходила на консультацию в МГУ, убедилась в полной ее бесполезности, потому что организована она была формально: никто и не пытался помочь многотысячной толпе абитуриентов. Консультант просил задавать вопросы -их и задавали, но такого свойства, что было неясно, зачем люди, не знающие таблицы умножения, издеваются над собой и окружающими, поступая на мехмат. Никто не рассказал нам, как нужно правильно вести себя на экзамене, какой тактики, какой стратегии придерживаться… И на консультации я больше не ходила.

Документы в МГУ я пошла сдавать на следующий, после приезда в Москву, день. Оказалось, что я со своей справкой, должна сначала попасть к ответственному секретарю Приемной Комиссии. Дежурные, ребята-студенты, долго выспрашивали у меня, зачем вдруг мне понадобился секретарь, что у меня за дело к нему, а когда я объяснила, что вот, хочу сдать документы на мехмат, и нужна его виза, они стали объяснять мне, что сдавать документы можно только лично, и чтобы брат или сестра, которые меня сюда прислали — «Кто там у тебя?» — сами бы явились и сделали все, как надо. Возмущению и раздражению моему не было предела.