Другой хмыкнул:
– Новичок, ха.
«Ха» был длинным и прыщавым, носил джинсы и ничего сверху, щеголял тощим скелетом. Над левой грудью у него было клеймо, похожее на птицу. Он увидел, что я смотрю, и встал, раскинув руки:
– Да, да, смотри, детка. Это мой первый трофей. Чуть не оттяпал мне сам знаешь что.
Он хлопнул себя по паху раскрытой ладонью и упал обратно на кровать. Кроватей было четыре, и они еле помещались тут, в душном, пропахшем гнилым деревом домишке. У стены стояло несколько железных тазов, один на другом, и венчала их горка полотенец в следах сажи и глины. На табуретке покоился уродливый желтый обмылок.
Тот парень, что заговорил со мной первым, насвистывал, закинув ноги на спинку кровати, и лепил из пластилина. Он был рыжий и низкий и казался старше всех. Третий царапал что-то на ноге ржавым ножом и аккуратно стирал норовящую загваздать одеяло кровь.
– У него был тяжелый день, – пояснил рыжий, – не обращай внимания. Вот твоя кровать. Как прошло похищение? Без проблем или с пердящим гадостью небом?
– Второе, – хрипло сказал я. Рыжий ухмыльнулся.
– Зашел по пути в магаз?
– И не взял меч.
– А вот это ты зря. Сходи на свалку – там, за домиками. Там куча всяких кусков железяк.
– Что это, блин, за место?!
– Лагерь «Око», – сказал он и участливо поинтересовался: – А ты куда собирался?
На свалке копались несколько человек. Огромная куча черти чего: остовы автомобилей в пятнах ржавчины, старые шины, диваны с торчащими пружинами, холодильники, консервные банки, надорванные мешки с мусором. Я бродил там до вечера, пиная пустые бутылки, и вернулся в домик уже в темноте, волоча за собой тяжеленую трубу, похожую на обломок футбольных ворот.
Около домика курил мужик с пистолетом.
– Скажите, – я остановился напротив него – я, труба, небо без звезд. – Скажите, я под какими-то наркотиками? Вы маньяк? Тут все под чем-то? Это секта? Только честно.
Мужик выпустил дым.
– Это детский лагерь.
– Я серьезно.
– Это лагерь, – мужик обвел рукой домики с темными окнами, – и тут дети. Детский лагерь.
– Тут нет забора. Если я сбегу?
– Беги.
– И там опять будет эта хрень? Рельсы и дерьмо с неба?
– Нет. Там будет пустошь.
– А за ней?
– Пустошь.
– Да я понял, а за ней?
Он посмотрел на меня, как на идиота, и повторил:
– Пустошь.
Затушил сигарету об траву и ушел – чтобы к полудню поймать меня на плечо.
Я шатался по лагерю, пытаясь распознать, как все-таки наркотик попадает в кровь. Может, какой-то газ? Или местная вода? Вода текла из металлических колонок, торчащих из земли у каждого домика. Я на всякий случай из нее не пил – и уже убить был готов за глоток минералки.
– Твоя охота на третий день, – плечо он сдавил до синяков. – Ты хочешь пить?
– Нет, – соврал я.
– Врешь. Пей.
– У вас там ЛСД в колонках!
– У нас в колонках вода. Пей.
Мужик с пистолетом был единственным взрослым на весь лагерь. И у него единственного было имя – его тут называли Джон.
Я пытался поговорить с соседями – рыжий казался мне самым нормальным.
– Откуда ты? – спросил я в первый день, когда солнце заходило. Я так не выпил ни глотка, и рот у меня пересох, как перед смертью. Рыжий как раз сидел у колонки, и желтоватая вода хлестала в жестяную кружку. Он улыбнулся.
– Откуда и ты.
– Из Москвы?
Он не ответил, но протянул мне кружку.
– Я заметил, ты не пьешь. Думаешь, отравлено?
– Почему у тебя нет оружия? – я сглотнул сухую горькую слюну. Он пожал плечом – голым, они тут все почему-то не носили ничего выше пояса, и отпил из кружки.
– У меня есть. Вот, – перехватив кружку в другую руку, он выудил из кармана штанов горстку пластилиновых фигурок. Я разглядел лисицу, собаку, дракона. Рыжий улыбнулся и похлопал дракона по голове мизинцем. – Просто большинству нравится махать палками. А мне не очень.
– И как тебе это поможет на охоте?
– Как тебе – твоя труба, которую ты притащил.
Он единственный говорил со мной. Он и Джон. Остальные не смотрели в мою сторону. Даже соседи, «ха» и псих, что ковырял себе ногу.
– Почему меня как будто не видят? – спросил я у рыжего ночью, когда он умывался у той же колонки. Для мытья и питья вода тут была одна и та же.
– Ты еще не наш, – сказал рыжий. – Как бы ненастоящий. Они правда тебя не замечают чаще всего. Тебе нужно сходить на охоту.
– Но ты со мной говоришь. Значит, замечаешь.
– Мне можно. Я тут давно. И Джон. Я помню, что сначала тут был всего один домик, а я сам был Джону по колено.
– Он тебе отец?
– Нет. Джон – это Джон. Он никому не отец.
Рыжий встал, поднял таз, выплеснул в темную траву.
– Джон – он, выходит, тоже не совсем настоящий, – задумчиво сказал. – Только ты – тут, а он – там.
– Я надолго тут? – это меня, признаться, очень волновало.
– Это должно было быть в твоем договоре.
– Я его не читал. Мама читала.
– Значит, ответ знает только мама.
– А мужик в агентстве?
– Его тут нет.
Когда все уснули, я вышел на улицу. Звезд не было, а луна висела крупная и желтая, без единого пятна. Дома луна напоминала искаженное криком лицо, это я точно помнил.