Кубок Брэдбери-2022

– Ну как?

– Ничего, – она пожала плечами, прислушиваясь к себе.

– Пойдем.

Я взял ее за руку и отвел в спальню, к зеркалу над столиком. Она села на стул, а я присел на корточки у ее ног. Она подняла глаза на зеркало очень испуганно и медленно, и лишь по выражению ее лица я мог представить, что она видела. Лиза, как зачарованная, провела рукой по зеркальной поверхности, и я воображал себе копну волос, до которых ей так хочется дотронуться.

– Это волшебство…

– Нет, это ты. На самом деле.

Лиза повернулась ко мне.

– Но теперь ты этого не видишь.

– Ну что ты. Еще как вижу.

Я знал, что она не поверит мне сейчас. Пройдет какое-то время, прежде чем у меня получится убедить ее в этом. Но прямо сейчас она должна была отложить чемодан, вернуть в шкаф свои вещи и подарить мне время.

– Честно, я даже на свадьбе не был таким серьезным.

Она посмотрела на меня с изумлением, но я распознал смешинку на ее губах.

– Значит, на свадьбе ты слукавил?

– Ну ты же помнишь – что угодно, лишь бы затащить тебя в постель.

Татьяна Леванова

Он поест и уйдёт

Самое неприятное во взрослении – это как меняются твои родители. Не отношение к ним, не их старение – а то, как сползает с них костюм супергероя. И ты еще ребенок, еще смотришь мультфильмы, обмениваешься с друзьями игрушками и придумываешь игры посложнее, с прятками и испытаниями, зубришь уроки и любишь конфеты. А мама уже ниже тебя ростом, и ты замечаешь, что порой она плачет, причем точь-в-точь как маленькая девочка. И хочется ее пожалеть, поддержать, взять за руку на улице не потому, что тебе страшно, а потому что видишь, как она устала… И папа уже не решает все твои проблемы, стоит одинаково сгорбленный и виноватый и перед твоим учителем, и перед своим начальником, и даже если кричит на тебя, уже не страшно, потому что в крике слышен страх и беспомощность. И понимаешь, что он слабый, почти как ты. А когда его нет, слишком долго нет, и у мамы от ожидания заострился нос и опустились плечи, кажется – ну пусть орет, пусть грозит ремнем, блочит игровую приставку, лишает сладкого – только пусть появится. И хоть ты мальчик на полпути к возрасту мужчины, разок бы папу обнять, как в детстве. Запах табака, семечек, мятной жвачки, теплые медвежьи объятья, суровое: «Телячьи нежности»…

– Мама, а папа скоро придет?

– Займись делом! – бросила зло и отвернулась. А плечи выдают. Вздрагивают. Как маленькая, кого она пытается обмануть?

Саня вздохнул и продолжил счищать ножичком разноцветную изоляцию с кончиков проводов. Потом закручивать плоскогубцами осторожно, не задевая металл. Он с завистью поглядывал на паяльник в маминых руках. Все равно от слез ничего не видит, сейчас такого напаяет… Дала бы хоть разок ему попробовать.

– Дай я сделаю, – не выдержал.

– Это не учеба, это серьезно!

– А учеба не серьезно?

– От этого зависит наша жизнь!

– А от учебы нет? – он специально поддразнивал ее, повторяя фразы из спокойных времен. Как в детстве мама переключала его внимание с того, что нельзя трогать, на что-то интересное и безопасное, так он научился переключать и ее.

Не в этот раз.

– Заткнуться можешь?! – тихо, сквозь зубы. Саня притих. Потом сказал виновато:

– Я почти закончил.

– Хорошо… – склонилась снова над платой.

Закрутил последний провод, сжал онемевшие пальцы в кулак и снова разжал. Свою часть работы он выполнил, дело за маминой. Свобода. Прислушался. Только ветер стонет по гулким коридорам Дома-корабля. Ни шагов, ни голосов, ни музыки… Словно наступила глухая ночь. Но время обеда. Есть хочется. Но мама занята. До того как все началось, он уже порой готовил, а теперь мама бережет запасы. Смысл-то беречь, у самих мало – можно у других взять, им-то уже не понадобятся…

Прошелся по комнате, забрался на подоконник, прижался лицом к стеклу, стараясь рассмотреть что там, внизу. Только бесконечная стена Дома, уходящая вниз и тающая в темноте, да редкие огоньки. И космос вокруг.

– Мама, огней, тех, что в один ряд, белых, уже только девять…

Мама на секунду подняла голову. Глаза за бинокулярными очками огромные, как у мультяшного зайца.

– Неважно. С тех пор как их меньше двадцати – неважно сколько. Не считай.

– Все сломано?

– Да, – снова паяет.

– Я есть хочу.

– Тебе просто скучно. Поспи, пока можно. Или займись чем-то, чего ты как маленький!

– Но время обеда!

– Уже?!

Отключила паяльник, вернулась к пульту. На этот раз у семи рычажков загорелись только пять зеленых лампочек.

– Не успеваем…

– Так можно я возьму поесть?

– Ешь сейчас кексы и фруктовое пюре. И не мешай!

– А суп? – не поверил своему счастью Саня.

– Провода из микроволновки где? Вот именно. Все молча…

Саня поел, полистал «Робинзона Крузо» за едой. Покосился на пластиковую крышку кровати. Заняться нечем. Тревога и ожидание отупляли. Спать? Подошел к своему столу, поворошил бумагу… И не поверил глазам.

– Мама! Мои карандаши пустые! Все!

Мама бросила пульт и очки, подбежала к столу. Посмотрела на деревянный грифель насквозь.

– Ага, теперь он графит собирает. Интересно, зачем?

Саня смотрел на ее руки.

– Твое кольцо…

Мама посмотрела на кольцо.