Кубок лунника

– Нет, – она покачала головой и, протянув руку, вцепилась в рукав стоящего рядом лунника.

Ей казалось, что стоит разжать пальцы, и он превратится в бесплотный дух. Она все еще не могла поверить – в то, что он был жив, был рядом… А заодно и в то, что Брай так зло пошутил над ней.

– Он меня ненавидел, – пробормотала ведьма, – но я же ему ничего не сделала…

Окончательно потеряв терпение, лунник подхватил ее на руки и быстро зашагал прочь. Малика прижалась головой к его груди и слушала мерное биение сердца. Больше всего ей хотелось, чтобы этот сон никогда не закончился.

* * *

Завернувшись в одеяло, ведьма рассеянно наблюдала за тем, как Альвен Рутто подбрасывает в камин поленья и аккуратно поправляет их кочергой. Ее все еще била дрожь от пережитого, руки тряслись так, что она оказалась не в состоянии попасть в замочную скважину ключом. Поэтому дверь отворил лунник, внес Малику прямо в гостиную и усадил на диван, а сам вернулся и для верности запер дверь на засов. И вот теперь он молча подбрасывал поленья в камин, а ведьма, выстукивая зубами барабанную дробь, беззвучно плакала.

– Наверное, я должен кое-что объяснить, – спокойно сказал Альвен, продолжая стоять к ведьме спиной, – дело в том, что у Дэлина Сильвана был и есть брат, который не пришел в восторг от того, что ведьма избежала костра. С самого начала было ясно, что верховный лорд Ловенны будет отомщен, это понимали и я, и мой кузен. Для тебя спасением мог оказаться припрятанный в рукаве козырь, который бы появился внезапно. Там, где его ожидали бы меньше всего. И я попросил Брая разыграть небольшой спектакль с моей смертью… Это должно было выглядеть очень правдиво, понимаешь?..

Малика кивнула и, не сдержавшись, всхлипнула.

– Почему ты плачешь? – поинтересовался лунник, оборачиваясь, – что-нибудь болит? Они тебя… все-таки успели избить, верно?

– Нет, – она улыбнулась сквозь слезы, – я счастлива.

– Счастлива, – задумчиво повторил он, – звучит красиво. И непонятно, почему слезы. Дети луны не плачут, когда им хорошо.

И умолк, глядя на пляшущие язычки пламени.

Ведьма смотрела на его безукоризненный профиль и молчала. Наверное, именно сейчас ей следовало сказать то, что нужно – то, что должно было быть сказано еще давно, в Ирисовых пустошах. Но тогда оно еще не оформилось и казалось туманным пятном на чистом небе, недостижимое и не понятое. Сколько всего должно было произойти, чтобы она наконец поняла саму себя?

Малика вздохнула и, отбросив одеяло, подошла вплотную к лунному лорду. Уткнулась лбом ему в плечо и сказала:

– Прости меня.

Он вздрогнул как от пощечины, затем повернулся и взял ее лицо в свои ладони.

А Малика, глядя в невыразимо прекрасные золотые глаза, вздохнула и тихо рассказала – о том, как сходила с ума, когда Брай сообщил ей страшную весть. О том, как хотела умереть, потому что не представляла свою жизнь без лунника из Ирисовых пустошей. И о том, как казнила себя за то, что не успела сказать такие нужные и простые слова. Всегда кажется, что еще довольно времени, чтобы их сказать, а когда время подходит к концу, мы испытываем невыносимую боль, выжигающую сердце дотла…

– Мне не за что тебя прощать.

Малика улыбнулась, а потом приподнялась на цыпочки и дотянулась губами до его губ.

– Что это вы делаете, госпожа Вейн?

– То, что должна была сделать еще раньше. Милорд, вы не поможете мне избавиться от этого надоедливого платья?

– Мне казалось, что вы привыкли обходиться без прислуги, госпожа Вейн. Или жалованье агента позволяет держать горничную? В таком случае, где она?

– Видимо, только на смерном одре вы перестаете язвить, граф, – вздохнула Малика.

– У меня не так много опыта в расшнуровывании корсетов, как вы могли бы подумать, – он вдруг посмотрел на нее очень серьезно, – я привык к одиночеству, и все время до того, как вы изволили влезть в мою судьбу, мне было вполне уютно в моем коконе.

– Все когда-нибудь заканчивается, – она взяла его руки в свои, – но мне… думаю, мне еще никогда не было более уютно и спокойно, чем сейчас.

…Малика проснулась на рассвете, куда раньше, чем обычно. Тело наполняли странная легкость и сила, голова была ясная – и это несмотря на то, что за всю ночь она вряд ли проспала четыре часа кряду. Малика пошевелилась, перевернулась набок и положила голову на грудь мужчины, которого подарила ей сама Судьба. Затем, не удержавшись, она погладила его по трехдневной черной щетине на щеках. Альвен вздрогнул и с интересом уставился на нее – так, как будто увидел впервые.

– Ты, конечно, не удосужилась исследовать кулон Хаора Ливори? – прошептал он, – клянусь ушами йоргга, Нэйд бы позеленел от зависти…

Малика непонимающе закусила губу, а лунник тихо рассмеялся.

– Посмотри на себя в зеркало, Малика. Это еще одно напоминание о том, что магические артефакты лучше подвергнуть тщательному исследованию, и только потом цеплять на шею.

– Но кулон исчез, – недоуменно пробормотала ведьма, – там, в горах. Я не знаю, как он мог сорваться с цепочки.