Кубок лунника

– И вы себя берегите, госпожа Вейн. Не думаю, что мы еще когда-либо встретимся, но все же… будьте осторожны. Я вижу в ваших глазах страх и нерешительность. Право же, в моем замке вы выглядели куда храбрее, особенно когда грозились на меня донести. Прощайте, госпожа Вейн.

… Теперь ей осталось совсем немного. Пройти два десятка футов до «Лозы и бочки», толкнуть гладкую дверь… Отыскать среди посетителей Генриха Уэлша…И поставить подпись на проклятой бумажке.

Всеблагий, но почему он так разговаривал с ней? А-а, конечно же… Граф теперь попросту ненавидит ее, потому что она, Малика Вейн, все же человек… Как пусто на душе, как тяжело на сердце…

– Что-то ты быстро, – Генрих отставил глиняную кружку и с любопытством воззрился на Малику, – я только себе жаркое заказал. Ты что-нибудь будешь?

– Воды, если можно. И… несколько слов не займут много времени, Генрих.

– Ну, мало ли что, – он усмехнулся, – йоргг, если бы этот лунник не был лунником, я бы непременно взял бы его в наше ведомство! Девушка, воды принесите для леди!

– Он бы не пошел, – Малика вздохнула, – давай, поставлю свою подпись… И спасибо тебе, Генрих. Правда, спасибо. Я знаю, что если бы не ты, никто бы со мной так не нянчился.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – он подмигнул и вытащил из внутреннего кармана сюртука аккуратно сложенный лист бумаги.

* * *

Ночь Малика посвятила подготовке к переезду. И – вот ведь чудеса! – когда ведьма въезжалав домик на опушке леса, весь багаж с легкостью умещался в двух саквояжах. Прошло каких-нибудь шесть лет, и вещи госпожи Вейн с большим трудом влезли в старые саквояжи и два огромных чемодана, которые самолично ей привез Уэлш.

Ведьма старательно рассовывала нажитое добро по чемоданам ночь напролет: книги, конспекты лекций, склянки с химическими реагентами, белый фарфоровый сервиз, подаренный на тридцатилетие жизнерадостной Элти Брунн, столовые приборы, шали, которые она, Малика, связала на досуге, справочник для путешествий по просторам Этернии, платья, чулки, зимние башмаки и еще много чего. Неудивительно, что к рассвету она едва ноги переставляла и мечтала только об одном – свалиться на кровать, закрыть глаза и чтобы никто не беспокоил.

Увы! Едва первые лучи восходящего солнца осветили пустоватую теперь комнату, надрывно зазвенел колокольчик. Сердце неприятно ёкнуло. Это не мог быть Уэлш или кто-либо из его подчиненных, они еще вечером договорились начать переезд ближе к полудню. Но тогда… Не веря собственному предположению, окрыленная надеждой, Малика порхнула к двери, распахнула ее – и невольно попятилась.

Потому что на пороге, тяжело опираясь на посох мага, стоял господин ректор собственной персоной. И таким ведьма увидела его впервые – мрачным, как грозовая туча и одновременно растерянным и опечаленным, как потерявшийся в толпе ребенок.

– М-мэтр, – огорошено пробормотала она, отступая назад, – рада… вас видеть… но что привело вас сюда в такую рань?

Старик молча переступил порог, окинул взглядом прихожую. На нем был все тот же богатый сюртук из синего бархата, опрятная шапочка на голове – но у Малики словно пелена с глаз упала.Почему раньше она не замечала, что на локтях у мэтра бархат протерся до состояния сеточки, а около пуговиц покрыт масляными пятнами? Почему даже вчера не было заметно, как тянет правую ногу милорд ректор, и как по-старчески дрожат его сморщенные руки?

Она мотнула головой. Йоргг! Уж пусть лучше находиться под властью морока, насылаемого ректором, чем вот так, лицом к лицу со старостью и приближающейся смертью.

– Ты еще спрашиваешь, почему я здесь в такую рань? – проскрипел старик. Его кустистые белоснежные брови сошлись на переносице, светлые глаза угрожающе засверкали. – я здесь, Малика Вейн, чтобы в последний раз поговорить с той, кого я считал порядочной женщиной, и которая оказалась змеей подколодной. Могу я пройти?

Вконец растерявшись, Малика только сделала приглашающий жест рукой, милорд ректор прошаркал в комнату и тяжело опустился в кресло. Несколько минут его взгляд скользил по опустевшим полкам, затем метнулся к чемоданам и остановился на Малике.

– Так вот значит, по каким личным делам ты отпрашивалась, – негромко начал он, – работу поменять решила? Что, эта улитка, Уэлш, больше денег предложил?!! Так почему ты мне не сказала, что тебе не хватает на жизнь? Академия, конечно, живет на императорские подачки, но уж тебе бы я выкроил что-нибудь!

Она замотала головой. Слезы навернулись на глаза, Малике вдруг захотелось упасть на колени перед ректором, поцеловать его сухую руку, попросить прощения – как у отца, который вырастил непутевую дочь.

– Нет, милорд, все не так, – она откашлялась, пытаясь избавиться от горького комка в горле.

– Да неужели? – в голосе старого мага зазвенела сталь, – тогда скажи мне, почему вдруг вчера ко мне явился этот презренный слизняк, Генрих, и продемонстрировал мне подписанное тобой соглашение?

– Зачем вы так? Генрих вовсе не слизняк, он мне помог…