Когда над Ловенной забрезжил рассвет, она выскользнула из-под покрывала и, зябко ежась, снова потянулась за ланцетом. И снова повторила ночную процедуру, вслушиваясь в дыхание графа. Малике казалось – ну, или очень хотелось в это верить – что к утру Альвен задышал чуть свободнее и глубже, а хрипов в легких поубавилось.
…Но по-прежнему он был очень плох. Так и не пришел в себя. Не затягивал почерневшие раны, не шевелился.
Малика прикусила губу, лишь бы только не разрыдаться в полный голос и не перебудить весь дом. Брай пришел бы в ярость, застав ее здесь – и уж конечно, он бы сразу вышвырнул ее прочь. Катись, ведьма, обратно в Пражен.
Потом она поцеловала Альвена в лоб, шепотом попросила его вернуться. Всеблагий, ну почему, почему она вечно и везде опаздывает? Умудрилась, похоже, опоздать даже к собственному счастью…
– Если даже ты никогда не захочешь меня больше видеть, я все равно буду счастлива, зная, что ты жив, – сказала Малика, – только возвращайся. Йоргг, должно же быть в Этернии хоть что-то, способное вернуть тебя к жизни!
Она спохватилась и подумала о том, что в сложившейся ситуации куда лучше поминать имя Всеблагого Эо нежели его извечного врага.
– Я снова приду вечером, – прошептала она, стоя в дверях.
И ей очень хотелось, чтобы лунный лорд ее услышал.
…Малика вернулась к себе, залезла под одеяло. Она не спала всю ночь, слушая хриплое дыхание Альвена, а теперьглаза слипались. Она сдалась. И уснула. Малика снова видела Марио Игиро – счастливым и… свободным. Он шел по узкой дороге, пересекшей пшеничное поле, в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами и беззаботно насвистывал какую-то песенку. Ведьма подумала, что за все время их знакомства Марио ни разу ничего не насвистывал и уж конечно не закатывал рукава рубашки. Наверное, только сейчас он стал по-настоящему свободен – и от ведомства Уэлша, и от собственного страшного дара.
…А разбудил Малику голос Брая.
Ведьма непонимающе заморгала на яркий свет, приподнялась на подушке. Да, это точно был Брай Рутто – элегантно одетый, тщательно причесанный. От него пахло хорошим одеколоном, и Малика подумала, что он наверняка куда-то собрался.
– Я пришел справиться о вашем самочувствии, – лунник прислонился спиной к стене рядом с окном.
– Спасибо, граф, – ведьма старательно улыбнулась, – уже лучше. Наверное, гораздо лучше.
Она открыла уже рот, чтобы спросить о самочувствии Альвена, но Брай перебил ее.
– Шрамов на лице почти не видно, госпожа Вейн. Будь вы лунницей, я бы сказал, что вы прекрасно регенерируете. А может быть, и лекарь помог, невзирая на ваше неуемное желание брыкаться… Заметьте, я даже не спрашиваю, зачем вы убили Марисию. Не спрашиваю, йоргг вас дери, почему умер верховный лорд… Я пришел вам сообщить, что сегодня же вы уедете из Ловенны и больше никогда – слышите? – никогда сюда не вернетесь.
Он сложил руки на груди и зло уставился на Малику. А она вдруг снова подумала – как же они похожи, Брай и Альвен.
– Я не уеду, пока не выздоровеет граф Рутто, – хрипло сказала ведьма, – даже если вы меня вышвырните на улицу, я буду жить под дверью вашего дома, до тех пор, пока…
– Вы меня не поняли, госпожа Вейн. Вы уедете. Потому что Альвен умер. На рассвете.
Свет за окном стремительно чернел. Солнце погасло, обратившись головешкой. Малика, сама не зная почему, уставилась на собственные руки, на запястье, перевязанное белой тряпкой.
Нет, то, что говорил ей Брай, просто не могло быть правдой!
Ведь она ушла на рассвете, и, кажется, Альвену стало чуточку лучше…
Или – она ушла, и он умер?!!
– Я вам не верю, – выдохнула она, – вы лжете, Брай. Он не мог… Не мог! Слышите?!!
– Мои искренние соболезнования, госпожа Вейн, – лунник скривился, а Малике тотчас захотелось в кровь расцарапать его надменное лицо. Какое он имеет право так усмехаться, когда… когда Альвен…
– Пустите меня к нему, – задыхаясь, прошептала ведьма.
– Это невозможно, – и снова циничная, безжалостная усмешка.
– Нет, пустите!
Не обращая внимания на черное солнце, Малика скользнула на пол и бросилась к двери. Брай перехватил ее и легко швырнул на кровать.
– Пустите! Да как вы посмели? Как вы вообще посмели думать, что его больше нет?..
Она поднималась снова и снова, и каждый раз оказывалась на кровати.
– Вы там больше не нужны, госпожа Вейн. Сегодня же вы уедете. Я не желаю вас больше видеть в своем доме.
Малика уставилась на него исподлобья. Из горла вырвалось рычание – почти как у загнанного в ловушку зверя. Она медленно поднялась и вновь двинулась к двери. Совершенно напрасно, потому что Брай легко отшвырнул ее обратно, вглубь комнаты.
– Он не умер! – выкрикнула ведьма, – вы лжете… он не умер!..
Весь мир затрещал по швам и начал разваливаться.
Медленно отломился кусок стены и начал сползать куда-то вниз, а за ним была непроглядная темнота. И звезды, очень много звезд.
– Госпожа Вейн, – звал ее голос Альвена.
– Малика Вейн, – слышала она зов Марио.
– Малика, доченька, – прошептала на ухо мать и нежно чмокнула в висок.