Кубок войны и танца

На фоне прочитанного у вас может создаться впечатление, что «Кубок» – это путешествие захватывающее, но всё же по путёвке, взгляд из окна автобуса с кондиционером. Этой иллюзии стоит остеречься – возьмите с собой мачете, чтобы продираться сквозь джунгли. Где-то на трёх четвертях книги вас может застигнуть такая усталость, что захочется повернуть назад, но пути назад уже не будет: дикий мир обступит вас, захватит и сделает на время прочтения частью себя. Неизвестно, как автору удалось достичь такого эффекта, может быть, дело в захватывающей дух как транс-музыка ритмичности текста и длинных фразах, будто тренирующих восприятие, растягивающих его, учащих вниманию, а может быть, в честности описаний реалий современных России и мира.

«Россия такая страна, где курица вдвое сильнее льва».

Отдельно стоит упомянуть о линии Кавказа в произведении. Издревле его земли были источником вдохновения русских литераторов: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Ломоносов, Радищев, Бунин, Брюсов, Пастернак, Заболоцкий, Есенин, Маяковский, кому принадлежат смелые строки:

«Только
нога
ступила в Кавказ,
я вспомнил,
что я –
грузин».

Кавказ стал краем паломничества русских писателей, и неудивительно, ведь это почти параллельный мир, воинственный, пламенный, то чужеродный, то родной. Война и танец – может быть, именно этого они там искали. Может быть, только эти два варианта взаимодействия и возможны для России и Кавказа. Но согласитесь, совсем другое дело – русский литератор кавказских кровей, неприёмное, чистокровное дитя войны и танца.

«– [Андре] написал мне о предсказаниях ясновидцев. Согласно им, весь мир вскоре возглавит Россия.

– Если это случится, то флагманом должны быть мы, люди Кавказа, а не русские и иные.

– Что я для этого должен сделать?

– Не расслабляться. Создавать и творить.

– А ты?

– Тягать штангу и писать религиозную книгу.

– Хорошо.

– Ну пока».

Ближе к концу книги в сознании всё отчётливее вырисовывается определённый образ – причём не абстрактный, а визуальный, вполне чёткий. Сначала это кажется случайностью, фокусом восприятия, но с каждым абзацем вера в эту случайность тает, и ты всё больше уверяешься, что действительно видишь конец произведения, ещё не прочитав его. Все линии так точно сходятся в одну, что никакого другого исхода уже, кажется, не остаётся, как бывает порой и в жизни. Начинаешь чувствовать себя провидцем, предсказателем. Остаётся только дойти до конца, чтобы убедиться, что ты в этом действительно хорош (если это так).

«Космос – это не внешняя, а внутренняя политика планеты Земля».

Настроение «Кубка» с первых строк напоминает поэму «Вопль» Гинзберга. Здесь, конечно, меньше битников, гомосексуалистов, наркоманов, и ангелоголовых хиппи, алчущих древнего божественного совокупления со звёздным динамо в механизмах ночи. Но зато есть Ницше, Джармуш, грузины, армяне, чеченцы, абхазы, Фейсбук, Сталин, Марс, много Цоя и сок «Фруктовый сад». В сравнении с «Кубком» «Вопль» (нашедший, впрочем, отклик в Америке своего времени) начинает больше походить максимум на громкий шёпот на фоне этой ударной звуковой волны, производимой «Кубком», громкокипящим, ищущим собрата, чтобы с ним чокнуться и, когда это произойдёт, наполнить серебряным звоном уши всех жителей планеты, а следом и других обитателей космоса, кому посчастливилось иметь слух, приспособленный к приёму волн этой частоты. Пристегните ремни, дамы и господа, время начинать матч.

Карина Подпеваева,

критик

Кубок войны и танца

Человек начинается там, где кончается бог.

Я вышел из дома в пятнадцать ноль-ноль. На мне было всё случайное, купленное в «Спортмастере» и нигде. Я поклонился воображаемой женщине и поздоровался с отсутствующим мужчиной.

– Месье, я глоток вина.

Никто не ответил.

– Мне ответили все.

Я прошёл по улице, сел в автобус и скрылся из глаз людей, которые смотрели на меня из-за штор. Я жил в России, выезжая иногда на Кавказ, но всегда возвращался в Саратов, что принял ночь. Узкие улицы и город, выпадающий изо рта старика в виде зуба.

«Он выпущен – на свободу. Он летит в грудь противника. Убийца, точнее – град».

Я доехал до Вавилова, слез, прошёлся пешком.

– Вы не заплатили за проезд, – раздавался в моих ушах голос водителя, хотя тот промолчал, получив семнадцать рублей. Я двигался к набережной, вдыхая в себя асфальт. Люди плыли в замедленной съёмке. День подходил к концу. Унося запредельное и дорогое. Жизнь, смерть и будущее.