Кубрик: фривольные рассказы

Приняв все меры предосторожности (а вдруг там чудо лесное), дежурный открыл злосчастную петельку.

Тогда-то на свободу и вырвался джинн.

Всего комендантов было три.

Все трое были схожи образом мышления.

Один наш комендант отличился следующим. Представьте себе: лето, открытый бассейн в центре училища, десятиметровая вышка. На вышке с биноклем в руках комендант. Он устроил себе здесь наблюдательный пункт. Очень удобно наблюдать.

А наблюдает он все за тем же забором.

(Просто я не знаю, наблюдать, что ли, не за чем?)

И вот с десятиметровой высоты он видит, как внизу курсант перелез через забор и побежал в казарму. И тут комендант так увлекся этим делом, что, не отнимая бинокля от глаз, он делает шаг в сторону курсанта, видимо, желая его схватить. На его счастье, бассейн был наполнен водой.

А кричал он криком перелетной жабы.

Еще один наш комендант прославился тем, что с пистолетом гонялся за маленькой собачкой, которая каждый день посещала территорию нашего училища.

Курсанты, выходя из столовой, всегда подкармливали собачку. Собачка эта так привыкла к строю и походным песням, что всегда ходила за строем и подвывала.

А на плацу, стоя за спиной комбата или ротного, когда они подавали какие-то команды, она лаяла им в тон, то есть на своем собачьем языке, видимо, тоже пыталась что-то втолковать «бестолковым» курсантам.

Вот поэтому на нее и повесили бирку с фамилией коменданта.

У коменданта от всего этого постепенно съехала крыша. Он все время гонялся за собакой с пистолетом, полным патронов. Собаку он так и не ликвидировал, а коменданта потом в психушку отправили.

С вами был Игорь.

Уважаемый Александр! Железо заговорило – спасибо, нравится. Вспомнил Северный Двинск и пароходы, завод этот сраный, но могучий. Помню, зимой у сварщика электрод попросил – ватник на дебаркадере повесить. Он открыл каптерку, а они (электроды) греются на электроплитке. Сухие!

В зеленке, если брал молочный суп и рисовую кашу, бабы накладывали по самое некуда, мол, пропился мужик, а я любил эту жрачку – блокадное дите.

Было херово, но хорошо.

Говна много, но и великие мужики попадались – позже не встречал.

Удачи. Георгий.

Было это в самом начале девяностых, когда вдруг все стали независимыми, и остатки Балтфлота, все, что не успели списать и продать в базах, стали срочно вывозить и выводить из Германии, Польши и прочих союзных республик в оставшиеся нашими Калининград и Балтийск.

Причалы нашей тридцать шестой бригады тоже стали прирастать всевозможными «Титаниками», и вот одним из них и оказался «Кугуар».

Был это эсминец лохматого, сталинского еще, проекта, с клепаным корпусом, и поэтому на воде он держался отменно, как ни пытались его утопить в бригаде кораблей консервации в Лиепаевке, откуда он и прибыл на вечную стоянку в Балтийск с попутным ветром и двумя буксирами.

Привязали его намертво правым бортом к плавпирсу, где, пришвартованный левым, тихо дремал мой лихой МРК (малый ракетный корабль, между прочим) проекта 1234.1, где служил я механиком, дожидаясь дембеля по «дискредитации высокого звания советского офицера».

Ну не было тогда таких статей, как «сокращение», не было, и все тут, хочешь уволиться – дискредитируй, что и делалось регулярно под шило и тушенку «Великая китайская стена». Другой еды не было.

В общем, пришвартовали «Кугуар» к нашему плавпирсу и счастливо забыли о нем до лучших времен. А времена были такие, что тащили с пароходиков кто что может, и как-то органично и всеобъемлюще началась в бригаде отчаянная охота за цветным металлом. Я об этом всерьез не задумывался, пока не прихватил своих же матросиков, пытающихся вытянуть с парохода латунный кусок противопожарной магистрали длиной метра четыре и пару пожарных кранов от нее же. При помощи палки и такой-то матери матчасть была восстановлена, но спокойствия мне это не придало. Кто знает, что могут открутить шаловливые ручонки матроса темной ночью на вахте и чем это может обернуться во время очередного проворачивания?

В море, по счастью, почти не ходили (солярки тоже не было), так что оставалось ходить и смотреть, не откручено ли где еще чего-нибудь и не утянуто ли ясным утром по росе. Старпом и штурман от этой «борьбы с призраками» тоже сатанели день ото дня, но сделать ничего не могли.

И вот на самом пике «цветметной» лихорадки кто-то из военных открыл для себя сокровища «Кугуара». Экипажа там не было, зато там было все: медь, латунь, алюминий, короче, мечта бомжа и сладкий сон сталевара. Это было начало конца. Первым агонию эсминца заметил дежуривший как-то по бригаде старпом.

Вышел утром из рубки, потягиваясь, и застыл удивленно… Мачты «Кугуара» демонстрировали уверенный крен в четыре-пять градусов на левый борт, явно выпадая из привычного ландшафта. Старпом сыграл тревогу аварийной партии. Прибежали, откачали, забили в борта деревянные чопики, сменились со службы и забыли ровно до следующего утра, крена, аварийной тревоги и т. д.

Комдив не долго искал ответ на два извечных русских вопроса.