Кубрик: фривольные рассказы

Кстати о фильме. Его специально в наш ГДО завезли (там со времен «Неуловимых мстителей» ничего не крутили). Аншлаг был. Плакали люди. Но до этого я смотрела его в городе, всей школой нас туда водили, чтобы наш патриотизм пробудить. Я там оказалась самой просвещенной: знала, что такое ВВД, и так далее. Весь сеанс объясняла. А потом, когда мы вышли, многие с надеждой спрашивали:

– Жень, они ведь выживут?

А что я им могу сказать? Что рассказ «72 метра» – это единственная вещь, над которой я плакала?

Но неважно. Они не пойдут в военные училища; туда пойдут дети военных, а когда в августе они приезжают в Городок. Наверное, нигде августа не ждут и не проводят так, как у нас. Кстати, 5 августа у нас «День города не-героя Белгорода» – города первого салюта. Но! 5 августа курсантов переводят на следующий курс, это дело у нас называется ДПК (день пьяного курсанта, хотя, наверное, везде так), так что о первом салюте я узнала сравнительно недавно и весьма случайно.

Кстати о системах. Папа тоже закончил Каспийское училище, выпуск 1987 года. Я ему когда книгу «Система» принесла, он на кухне закрылся, читал и курил, не переставая. А потом ходил весь такой грустный! (Кстати, он сказал, что ваш курс как-то вагон спалил, это правда?)

Внешность у папы пионерская: голубые глаза, светлые волосы.

Он как-то на море к какому-то чурке подошел и начал по-ихнему говорить. Этот человек плов готовил в ресторане. Так он разве что не закричал, глаза у него очень большими стали.

Я как-то дала своему белгородскому однокласснику вашу книгу почитать. Он военным хочет стать (единственный из класса). Медиком. Так вот, он как узнал, что медик– низшая стадия офицерского падения, – смеялся долго. И тараканов принялся изучать усиленно.

Но медик? Медик – это не минер (это я его так успокаивала). В фильме герой Башарова произносит «минер» с очень интересной интонацией. Я думала это так, режиссерская находка, пока не услышала, как это говорит папа (он штурман).

Часть нашу хотят расформировать. Ей 45, а срок эксплуатации различных сооружений 50.

Или если Украина в НАТО войдет. Мы от границы за 20 км, а надо 80. Хотя я там и не живу, так, в гости приезжаю, мне будет печально. Очень. И не только потому, что там лес кругом и речка. Сама атмосфера кастовости, что ли. Так больше нигде не дружат. Таких людей сейчас не найти. Я думаю, вы поймете.

Ну вот, хотела написать вам что-нибудь приятное, а получился – плач Ярославны. В общем, знайте, вас читает молодежь, мы даже вас понимаем. Спасибо вам, и пишите побольше.

(Я тут еще свой рассказ помещу, просто историю эту вам хочется рассказать.)

Женя.

ДИВАН

Саня Ч., отец троих детей, сидел на улице и смотрел в пространство. Сидел он на диване. Спрашивается, что тело в звании майора делает на улице в минус десять, на диване, в шинели и печали? Да ничего. Думает оно. Или страдает, в конце концов. Причиной, заставившей Саню задуматься о смысле жизни, был этот самый диван.

Диван был призван раз и навсегда примирить Саню с женой, повергнув последнюю сначала в шок, потом в восторг, умиление и щенячью любовь к Сане, дарителю и благодетелю, а затем – глаженые рубашки, обед в судочках на работу и нежный поцелуй перед уходом.

Но это все в перспективе, а пока благоверная находилась у тещи, а Саня на улице. Диван не хотел выполнять священную миссию миротворца: не проходил в дверь, и все. Хоть пили (диван) и ломай (дверь). Сей памятник нашей бестолковости (тело на диване) был обнаружен тремя проходившими мимо офицерами – двумя майорами и одним капитаном.

Они возвращались из гаражей (есть такое место в военном городке, куда идут, когда жену видеть уже не можешь, а пива хочется). Вечернее возлияние расслабило их тела и мысли, продуктивный вечер подходил к своему логическому завершению и настроение располагало… располагало, в общем.

Помочь товарищу в беде – святое дело.

Из проходящих мимо был отловлен один лейтенант («Слышь, чего не отдаешь честь старшему по званию, а?!»), после чего тщательно проинструктирован и повернут в сторону Военторга. Выпили. Подумали. Еще выпили. Примерно через час диванной вечеринки между двумя криками: «Господа офицеры, кому подлить?» – когда разговоры плавно подошли к вопросу «начальник – сволочь», лейтенант, самый неопытный и наивный, вспомнил вдруг, для чего же они все тут собрались.

– Надо бы (встал, упал)… надо бы (приподнялся)… нам (нечеловеческие усилия по принятию вертикального положения)… диван… того, измерить (язык остановился).

И измерил. Для измерения он подошел с торца, раздвинул руки на ширину дивана и, не меняя расстояния между ладонями, пошел к подъезду, траекторией движения напоминая африканскую гадюку, укушенную в хвост, благо, что нужная квартира находилась на втором этаже. Через некоторое время («Где он? Водка испаряется!») из подъезда появляются все так же расставленные руки, а за ними и само тело.

– Не пройдет.

Черт побери!

Нет, конечно, все и так понимали, что не пройдет, но чтобы так, окончательно и бесповоротно? Нет, даже не верится как-то!