Кубула и Куба Кубикула

Куба Кубикула торопился, чтобы к полудню в деревню Горшки-Поварёшки поспеть. Это было красивое селение на берегах красивой речки. У некоторых географов сказано, будто в этом месте просто ручей течёт, но пускай их мелют что хотят: через Горшки-Поварёшки протекает прекрасная, могучая река Уточка, разделяя этот город на две части, как булочку разделяет посредине бороздка. В этом городе старостой был хват один, по фамилии Ранда. Был он круглый дурак, но, милый ты мой, какой подбородок жирный, какое брюшко! Выступает этак важно, будто пёс с ношей в зубах; на голове шапка барашковая, что голенище, а в руке дубинка. Каждый день с десяти часов пан староста прогуливался по мосту; и только дойдёт до середины мостков этих окаянных, сейчас же в Поварёшках народ плач подымает, а в Горшках - ликование, шапки в воздух летят. Ранда расхаживал туда и сюда до двенадцати, и, смотря по тому, куда ему вздумается пойти и куда повернуть, на одном берегу ревут от радости, а на другом причитают. Хе-хе-хе, а кто же причитал-то?

Да это поварёшковские и горшковские ребята спесивого старосту так разыгрывали, шутки над ним шутили. Любимая их забава. Вы только поглядите, как он подымает ноги, как шагает, задравши нос, подбородок воротником подперев, а руки сложив сзади!

Нынче, по случаю хорошей погоды, староста расхаживал немножко дольше, чем надобно. И надо же, чтоб чёрт так подстроил: вдруг ребята как сквозь землю провалились! Староста хоть топай, хоть с берега на берег через Уточку прыгай, хоть крякай и вякай, хоть кликай и гикай - никто на него внимания не обращает. Поварёшки - ни звука, и Горшки - ни звука. Там все как есть за Кубой Кубикулой, за Кубулой и за Барбухой убежали. Франтишек Ранда, по милости весёлых друзей своих староста деревни или города Горшки-Поварёшки, стоит на мосту один-одинёшенек, и от досады у него нос дёргается, а сказать по правде, так и всё лицо.

- Подумать только! - сказал он, надувшись как индюк. - Медвежатник купил себе какую-то обязьяну гнусавую - все так и повалили за ним! Ох и задам же я этим башмачникам да портняжкам перцу! Всыпать бы каждому по двадцать пять! Да что там по двадцать пять! По пятьдесят ровным счётом! Покажу я им - так непочтительно со старостой обращаться! Коли о самом себе не подумаешь, из тебя сразу какого-то нищего бродягу сделают вместо вельможи-то!

Как только пан Ранда всё это в голове у себя в порядок привёл, так сейчас на Кубикулу напустился:

- Куба Кубикула, а где у тебя разрешение по нашему мосту с обезьяной ходить? Медведя я бы тебе ещё простил, но обезьяну - не позволяю! Спрячь эту скверную рожу за пазуху и убирайся! Пошёл, пошёл, пошёл!..

С этими словами принялся он гнать медвежатника с медведем в толчки да, войдя в раж, и Барбухе влепил хорошенько.

- Милый дяденька, - сказал Куба Кубикула, - как перед богом, мне ничего не надо, кроме хорошего обеда, и Кубу-ла тоже с утра ни о чём другом не думает. Какого рожна вы тут удивительного нашли? Чем вам не по душе, что мы есть хотим? Оставьте нас в покое и не дразните нашего страшилища, потому оно вас так отделает, своих не узнаете. Больно мне чудно, что вы его видите, но чудно не чудно, а за хвост не дёргайте.

Не успел медвежатник это сказать, начал Барбуха фыркать, словно кот, которого гончие на дерево загнали. Тут пан староста наклонился и - цап! - уж держит Барбуху за шею. Да не за шею, нет, а за шиворот, как щенка. Барбуха как завизжит и - гоп, гоп, гоп! - вырвался да скок старосте на шубу, а там на плечо и в волосы вцепился. У важного господина вместо шерсти рука полна дыма, кругом дух пошёл тяжёлый, нос щиплет - просто беда. Да это ещё куда ни шло, - жала, сударик мой, похуже будут.

Право слово, не меньше пяти штук их в пана Ранду рядком засело.

Представляете вы себе, милые, какой это был танец! Бедный пан староста бекал и мекал, молил и вопил, кричал и рычал - и всё это так истово, так громко, что оглохнуть можно.

- Караул! - выл горемычный. - Караул, караул, горю!..

А мальчишкам того и надо. Не то чтоб они злодеи были и чужой беде радовались, нет, но больно смешливые и сразу ржать, только палец покажи. Один из них, между прочим страшный увалень, в бумажный кулёк затрубил. И ловко же у него получилось! Ах негодный, какой переполох поднял…

У пожарных, известное дело, страсть чуткий слух. Как услыхали трубу, сейчас же из-за стола и - ура! - скорей вон. Первый пожарник ложку в угол запустил, другой как ошалелый выскочил - похлёбку по столу разлил, третий на бегу куснул пирога и горло себе до смерти обжёг, четвёртый наизнанку каску надел и чуть навеки не осрамился, в таком виде на улицу выскочив. Да, спасибо, жена за рукав схватила.

- Не дури, отец, - говорит, - нельзя же каску наизнанку выворачивать: ведь она железная.