Кучер кабриолета

"Ах, если бы вы знали!"

Видно, ему надоело слушать одно и то же, потому что, наклонясь к ее уху, он сказал:

"Я все знаю".

"Вы?" - переспросила она.

"Да! Вы любили, а вас предали, бросили".

"Да, предали, - подтвердила она, - подло предали, безжалостно бросили".

"Так вот, - сказал г-н Эжен, - поверьте мне ваши горести. Знайте, мною движет не любопытство, а желание быть вам полезным. Мне кажется, я уж не совсем чужой для вас".

"О нет, нет! - воскликнула она. - Ведь тот, кто готов, как вы, рискнуть жизнью ради другого - великодушный человек. Уверена, вы-то не бросили бы несчастную женщину, оставив ей в удел либо вечный позор, либо быструю смерть. Да, да, я все вам расскажу".

Тут я подумал: "Ладно, начало положено, выслушаем историю до конца".

"Но прежде всего, - заметила девушка, - позвольте мне написать отцу, ведь я оставила ему прощальное письмо, сообщила о своем решении, и он думает, что меня уже нет в живых. Вы позволите ему, не правда ли, приехать сюда? О, только бы в порыве отчаяния он не отважился на какой-нибудь безрассудный шаг. Позвольте ему приехать незамедлительно. Чувствую, что только с ним я смогу поплакать, а слезы принесут мне облегчение!"

"Напишите, конечно, напишите, - сказал мой хозяин, пододвигая ей перо и чернильницу. - Кто посмеет отсрочить хотя бы на миг священное свидание дочери с отцом, мнивших, что они разлучены навеки? Пишите, я первый прошу вас об этом. Не теряйте ни минуты. Как должен страдать в эту минуту несчастный ваш батюшка!"

Пока мой хозяин разглагольствовал, она настрочила записку хорошеньким, бисерным почерком и, подписавшись, спросила адрес дома, где находится.

"Бакская улица, дом тридцать один", - пояснил я.

"Бакская улица, дом тридцать один!" - повторила она.

И - хлоп! - чернильница опрокинулась на простыню. Помолчав, девушка заметила с грустью:

"Верно, само провидение привело меня сюда".

"Провидение или не провидение тому виной, а потребуется целая бутыль жавеля, чтобы вывести это пятно", - пробормотал я.

Господин Эжен казался озадаченным.

"Я вижу - вы удивлены, - проговорила она. - Но, узнав мою историю, вы поймете, какое впечатление произвел на меня адрес, названный вашим слугой".

И она вручила ему письмо для своего отца.

"Кантийон, отнеси это письмо".

Я бросаю взгляд на адрес: улица Фоссе-Сен-Виктор.

"Конец не близкий", - говорю.

"Не важно, найми кабриолет и возвращайся обратно через полчаса".

Я выбежал на улицу как встрепанный; мимо проезжал кабриолет, я вскочил в него.

"Сто су, приятель, чтобы отвезти меня на улицу Фоссе-Сен-Виктор и вернуться обратно!"

Хотелось бы мне самому хоть изредка иметь таких щедрых седоков...

Останавливаемся у подъезда невзрачного дома. Стучу, стучу, наконец привратница, брюзжа, отворяет дверь.

"Брюзжи себе", - бормочу я и спрашиваю:

"На каком этаже живет господин Дюмон?"

"Боже мой, уж не с вестями ли вы от его дочки?"

"Да, и с отличными", - отвечаю я.

"На шестом этаже, в конце лестницы".

Я поднимаюсь, перескакиваю через две ступеньки; одна дверь приоткрыта; смотрю и вижу старика военного, который безмолвно плачет, целуя какое-то письмо, и заряжает при этом два пистолета. "Должно быть, отец девушки, думаю, - или я очень ошибаюсь".

Толкаю дверь.

"Я приехал к вам от мадемуазель Марии", - говорю ему.

Он оборачивается, становится бледным, как мертвец, и переспрашивает:

"От моей дочери?"

"Да, от мадемуазель Марии, вашей дочери. Ведь вы - господин Дюмон и были капитаном при прежнем режиме?"

Он утвердительно кивает.

"Вот, возьмите письмо".

Он берет письмо. Скажу, не преувеличивая, сударь, что волосы дыбом стояли у него на голове, а со лба падали такие же крупные капли, как из глаз.

"Она жива! - воскликнул он. - И спас ее твой барин! Сию минуту, сию же минуту вези меня к ней! Вот возьми, мой друг, возьми!"

Он шарит в ящике небольшого секретера, вынимает оттуда три или четыре пятифранковые монеты, которые словно играли там в прятки, и сует мне их в руку. Я беру деньги, чтобы не обижать его. Осматриваю помещение и думаю: "Не больно ты богат". Поворачиваюсь на каблуках, кладу все двадцать франков позади бюста некоего полководца и говорю отставному военному:

"Премного благодарен, господин капитан".

"Ты готов?"

"Жду только вас".

И он ринулся вниз по лестнице, да так быстро, как если бы съезжал по перилам.

Я кричу ему:

"Послушайте, послушайте, служивый, на вашей винтовой лестнице ни черта не видно!"

Какое там! Он был уже внизу. Ладно. Сидим мы в кабриолете, и я говорю ему:

"Не сочтите за нескромность, господин капитан, но позвольте вас спросить, что вы собирались делать с заряженными пистолетами?"

Он отвечает, сдвинув брови:

"Один пистолет предназначен некоему негодяю, да простит его Бог, а я простить не могу".

Я говорю сам себе: "Понятно, он имеет в виду отца ребенка".

"А другой - мне".

"Хорошо, что все обошлось иначе", - отвечаю я.

"Дело еще не кончено, - заявляет он. Но скажи мне, каким образом твой барин, этот превосходный молодой человек, спас мою несчастную Марию?"