Кучум

— Не хорони раньше времени, успеем помереть, — Семен Аникитич посерьезнел и, оглаживая ствол недавно отлитой пушки, задумчиво спросил. — Выходит, дальше они подались… Куда же теперь пойдут?

— Не иначе как на Чердынь. Казаки хотели погнаться за ними, да осадчий воевода, ваш человек, удержал их, не велел оставлять крепость.

— И правильно сделал. Вот что, Федор, надо сниматься тебе отсюда, в крепость ехать, пока татары да вогульцы вокруг шастают.

— Так ведь хотели еще пару пушек отлить.

— Ладно, одну, может, и успеем. Только сделай-ка надпись на ней…

— Какую сделать? Что у Строгановых отлита?

— Это само собой, а спереди припиши: "Ермаку, атаману казачьему, подарок".

— Сделаю, — легко согласился Федор и скрылся в литейной избе.

— А ты, — обратился Семен Аникитич к поджидавшему его гонцу, — проберись к племянникам моим: Максиму и Никите. Скажи, что дядя велел собраться у него в городке. Да поторопи, чтоб завтра и были.

— Страшно одному-то, — вздохнул тот, но мешкать не стал и отправился выполнять поручение хозяина.

Сам же Семен, вернувшись в городок, первым делом разыскал Ермака и пригласил к себе в дом для долгого разговора.

— Как, атаман, думаешь — сунутся еще раз басурманы на городок наш?

Тот огладил правой рукой окладистую бороду, чуть кашлянул и неторопливо ответил.

— Не о том ты, видать, Семен Аникитич спросить хотел. Вижу, о чем думаешь, только сказать не решаешься.

— Это о чем же? — брови Строганова удивленно поползли вверх.

— А думаешь ты, как бы сделать, чтоб больше не совались они к тебе в земли, не зорили работных людей, в полон не уводили, посады не жгли, в дружбе с тобой жили.

— Эк, хватил! Когда же басурманы с людьми православными в дружбе жили? Где такое видано?

— Слыхал я, что прадед твой тоже не сразу христианином стал. Так?

— Так-то так, да когда это было. Поди, больше сотни годков набежало с тех самых пор.

— То не важно Важно, что можно и соседей твоих в православную веру привесть, научить в церкву ходить.

— Чего-то не пойму я тебя, атаман Ты в батюшки что ль напрашиваешься? Тогда не ко мне вопрос. В монастырь иди, успокой там душу. Мы с тобой говорим, как отучить людишек на городки русские нападать, как проучить их, чтоб не совались лет сто.

— Ну, коль этих побьем, то следом другие заявятся. Испокон веку так было. Тех повоюем, а там следующих жди-поджидай.

— Никак перебрал ты вчера, Ермак Тимофеевич, а сегодня башка худо варит. Я те про Фому, а ты мне про Ерему в который раз, — в сердцах хлопнул ладонью по столу Строганов.

— Нет, то ты, Семен Аникитич, меня понять не можешь. Я ведь о чем говорю, послушай. Ежели осы лесные повадятся в кладовку летать, мед таскать, то сколь их не отгоняй, дымокур не ставь, а они все одно вокруг виться будут, момент выбирать, чтоб мед тот уворовать.

— Унеси мед в другое место, чтоб не нашли, и все дела, — засмеялся Строганов.

— Точно. А твои вотчины в карман не спрячешь, под Москву не перевезешь…

— Не спрячешь, не спрячешь. Тут самому не знаешь, куда от сибирцев спрятаться, чтоб в лихой час не прихватили.

— А пасечники как делают? А? Идут вслед за осами и гнездо их находят. Накрывают его шкурой овчинной и в воду. Все. Нет гнезда — и ос не увидишь.

— Вон ты о чем, — уважительно глянул на него Семен Аникитич, — думаешь, как бы гнездо басурманское разорить, чтоб нам от них убытки не нести. Так кто туда сунется? Тут войско надо тысяч в несколько.

— Хватит на них и тех, что со мной пришли. Казакам скоро надоест за стенами сидеть, не тот у них норов. Станут или обратно на Дон проситься, или куда в иное место. А у Кучума, хана сибирского, воинов сейчас не больно и много…

— Откуда знаешь?

— Пленник ихний сам сказал. Мол, с царевичем Алеем, старшим сыном ханским, почти все нукеры и ушли. Никого в Кашлыке и не осталось.

— Точно?

— Ежели пленник не врет, то точно.

— А как наврал? Тогда как? Вдруг Алей этот обратно повернет?

— Подождем. Он еще даст о себе знать. Тогда и решать станем. Ты мне, Семен Аникитич, главное скажи: ружейный припас, муку, солонину дашь нам с собой в поход?

Тут только до Строганова дошло, куда подвел разговор казачий атаман, и он весь сжался, представив, как те выгребают все его запасы из амбаров, оставляя пустыми сусеки, обрекая его людей на голодную зиму.

— Нет, атаман, так не пойдет. Мы-то с чем останемся? Тут заранее припасать все надо год, а то и поболе. Да и как городки без охраны оставите? А коль басурманы снова сунутся? Где вас искать?

— Смотри сам, Семен Аникитич, — Ермак встал и, тяжело ступая по скрипящим под ним половицам, направился к двери, — я свое слово сказал. А потом может и поздно оказаться. Как это говорят? Дорого яичко ко Христову дню. Прощай, пока…

В сенях Ермак столкнулся со стремительно перескакивающим через несколько ступенек Максимом Строгановым, пробежавшим мимо него в дом.

— От чердынского воеводы гонец прибыл, — закричал он с порога, даже не поздоровавшись с дядькой, — татары на город напали. Помощи воевода просит. Прознал откуда-то про казаков, что на службу к нам пришли. Велит их прислать.