Кучум (Книга 1)

-- Всем спешиться и отойти на полсотню шагов, а старший пусть поднимется ко мне.

У Кучума и его сотни не было иного выхода, как подчиниться, и он, кинув поводья Уртазе, начал взбираться на холм. На ходу он вспомнил рассказы купцов о доверчивости сибирцев и решил, что самое лучшее начать беседу, а уж потом, при удобном случае, напасть на Едигира и его людей. Придя к такому решению, он глянул вполоборота на свою сотню, находящуюся от него на расстоянии полета стрелы, и нахмурил напряженно лоб, понимая, что помощи от них ждать не придется.

Едигир поджидал его у кромки песчаного откоса, спокойно скрестив руки на груди и вглядываясь в незнакомца. На купца тот мало походил, а разлапистая походка носками внутрь и большие тяжелые руки выдавали в нем воина, но отнюдь не торговца.

"Что-то здесь не так,-- подумал он,-- надо ухо держать востро".

Кучум остановился в нескольких шагах от него и слегка поклонился, прижав руки к груди.

-- Да будет благословен твой кров и все живущие под ним,-- мягко заговорил он, силясь как можно доброжелательнее улыбнуться,-- пусть продлятся дни твои и чтоб череда их была легка и неутомима, как дуновение летнего ветра. Любящих жен тебе и здоровых детей.

-- Благодарю за добрые слова, присядем.-- И сел прямо на сырое бревно, лежащее подле костра.

Кучум же повернулся к своим воинам и подал знак, чтоб принесли угощение, которое он захватил предусмотрительно с собой. Двое нукеров тут же, подхватив кожаные походные сумки, кинулись к холму.

Когда угощение было расставлено, то Кучум следом за хозяином опустился на чересседельную кошму, расшитую замысловатыми узорами. Он взял в руки кувшин с вином и наполнил принесенные пиалы, подал одну из них Едигиру.

Тот принял, пригубил вино и, ни слова не говоря, опустил пиалу рядом с собой на бревно.

-- Как здоровье казанского хана? -- задал он вопрос.

-- Плохо его здоровье, и в великой печали он после того, как московский князь Иван забрал в полон многих его жен и детей.

-- Да, мне ведомо об этом. Но нам князь Иван не враг, нам нечего делить. Но передай своему господину мое сочувствие.-- Потом, чуть помолчав, Едигир спросил:-- Спокойно ли ехать? Есть ли разбойники?

Кучум понял, что его проверяют, и постарался ответить неопределенно.

-- Когда охрана хороша, то и разбойники не страшны.

-- Заезжали ли в Чимги-Туру? -- столь же вкрадчиво спросил Едигир.

-- Да, ненадолго.

И опять над поляной нависло молчание, и лишь конские удила побрякивали от края поляны да воины Едигира, не выпускавшие луки из рук, поскрипывали сапогами о желтый песок, переступая с ноги на ногу.

Кучум внимательно разглядывал сибирского хана, стараясь оценить его достоинства и недостатки. Едигир был значительно моложе его, но шире в плечах и выше ростом. Из-под надвинутой на большой открытый лоб круглой шапки с лисьей опушкой виднелась черная косица, перетянутая синей лентой и заправленная под халат. Само лицо несло отпечаток добродушия и мягкости, свойственное сильным людям. По широким скулам вилась небольшая борода с мелкими колечками. Надбровье перерезали две глубокие складки, сходящиеся на переносье. Темные, чуть с раскосиной глаза внимательно и с недоверием глядели на собеседника, как бы оценивая его. Говорил он как бы свысока, заранее зная, что собеседник подчинится ему. Таким голосом обычно отдают приказания, но не в летучем конском строю сквозь шум боя, а в полутьме шатра, где слышен каждый шорох и важны интонации. Кучум же с его сорванным, сипловатым голосом никогда не мог отдать приказ вполголоса даже рядом стоящему человеку. Нет, даже когда он просил подать пиалу с кумысом, то сидящий рядом человек мог вздрогнуть, словно смертельная опасность угрожает хану...

Меж тем Едигир тоже внимательно приглядывался к собеседнику, пытаясь угадать, зачем тот говорит явную неправду. То, что перед ним никакой не купец, ему было ясно с самого начала. Эти большие обветренные руки, непрестанно теребящие конец кожаной плети, больше привыкли сжимать рукоять сабли, а не перебирать нежные восточные шелка и считать золотые монеты. Особенно выдавали пришельца узкие с прищуром холодные глаза, время от времени вспыхивающие, как тлеющие угольки. В них читалась жестокость и непреклонность. Такой человек не уступит тропу встречному, не растрогается из-за страданий ближнего. И горе тому, кто посмеет перечить ему. Смерть, неумолимая смерть читалась в черных глазах, непрерывно сверлящих собеседника.

-- Так где же твои товары, купец?

-- С караваном, где же им еще быть. Не пройдем ли к нему, и я покажу все свои товары. Можешь выбрать, что понравится: оружие, сладости, ткани.

Кучуму пришла в голову спасительная мысль, что если увести Едигира с холма, то схватить его ничего не стоит.

-- Надо бы пройти, давно в наших краях не было караванов. Вот только шаман не закончил гадания. Подождешь?

-- Конечно,-- Кучум торжествовал. Он выиграл! Ему поверили!

-- Разреши мне вернуться к моим охранникам. Я придерживаюсь иной веры, и Аллах не позволяет нам, правоверным, присутствовать во время гадания.