Кучум (Книга 2)

Меней Муха, не мешкая, навел свою пищаль и ткнул фитиль к затравке. Следом ударил выстрел с другой башни и двое человек, державших бревно, рухнули на землю, корчась в предсмертных муках. Но это не остановило их и они продолжали двигаться с той же скоростью. Достигнув ворот, перехватили веревки поудобнее и первый, пока еще робкий, нерешительный удар пришелся по жалобно отозвавшимся створкам.

-- Заряжай быстрей! Чего копаешься! -- закричал Басманов на Менея, который уже вгонял пулю в ствол.

-- Куда ж быстрее,-- бросил тот напряженный взгляд в сторону боярина, -- сейчас готово будет.

С крайней башни зло рявкнула пушечка и еще двое упали, выпустив веревки из рук. Вновь выстрелил Меней, со стен посыпались стрелы, втыкаясь в ивовые щиты, жаля татар в спины. Но они продолжали раскачивать бревно с еще большим усердием и удары становились все чаще и сильнее. Ворота сперва лишь слабо поскрипывали, но вот Басманов услышал треск сломанной доски и радостные вопли нападающих. Он перевел взгляд на татарские сотни и мурашки поползли по спине -- к башне приближалось несколько повозок с ярко пылающим хворостом и нещадно дымящей соломой. Дым слабым ветром тянуло к воротам, укрывая раскачивающих бревно татар. Повозки подкатывались все ближе к башне и вскоре ткнулись в нижние венды, дым пополз кверху, закрывая видимость стрелкам.

-- Воды! Воду сюда! -- закричал Басманов.

-- Да есть вода! Не ори, боярин,-- злобно крикнул кто-то из стоявших рядом с ним мужиков. -- Посторонился бы лучше, а то, неровен час, заденем случаем,-- и поток воды хлынул сверху на пылающую повозку.

Басманов, чуть было не схвативший обидчика за одежду, неожиданно смешался, поняв свою ненужность здесь, и поспешил вниз по ступеням. Здесь его чуть не столкнули лезшие с ведрами, ушатами, бадьями бородатые мужики, громко кричавшие: "Поберегись! Зашибем!" -- Иные вворачивали слова и покрепче, не обращая внимания на Алексея Даниловича. Наконец, он спрыгнул на землю и, оглянувшись, увидел как кто-то уже размашисто орудовал топором, другой, стоявший рядом, ожесточенно работал копьем и понял -- татары полезли на стены. Но там, наверху, мужики и стрельцы должны справиться и без него. Главное сейчас -- ворота. И он почти бегом заспешил туда, выхватив из ножен саблю, утирая струившийся из-под войлочной поддевки под шлемом липкий пот.

Левая створка ворот висела, покачиваясь, на одной петле и в образовавшийся проем заглядывали татары, прикрытые лохматыми шапками до самых глаз. Кое-где поблескивали шлемы, но лица невозможно было рассмотреть за клубами едкого дыма горевшего на телегах хвороста. Судя по всему, и татарам он причинял немалое беспокойство, они сипло кашляли, терли глаза рукавами халатов и, прижимаясь к стене, потихоньку продвигались внутрь городка, выставив перед собой кто кривые тонкие сабли, кто короткие копья, прикрываясь круглыми щитами. Несколько человек повисли, ухватившись за покосившуюся створку ворот, пытаясь сорвать и сбросить на землю.

Их было еще слишком мало для решительного броска и, кинься сейчас русские ратники с топорами и саблями, и побежали бы татары вон. Рязанцы же, не слыша решительной команды, стояли полукругом на площади, поглядывая друг на друга, подбадривая и подсмеиваясь, словно и не ощущали близости смерти.

Басманов понял, что настал решительный миг и от него зависит судьба города. Он увидел стоявшего с факелом в руках Фрола Черенка, не сводившего настороженного взгляда с ордынцев, окликнул его. Тот ответил кивком головы, показывая, что у него все готово и он ждет лишь момента для поджога пороховых бочек. Тогда Басманов шагнул к стоящим с оружием в руках рязанцам и стрельцам и крикнул, перекрывая шум боя:

-- А ну, айда в сторону! Отскочь! -- и указал поднятой саблей на стоявшие сзади них пушки. Люди прижались к стене, освободив пушкарям пространство перед воротами. Осмелевшие татары, получившие подмогу в числе конников, втиснувшимися в узкий проход, ощетинились копьями и саблями, двинулись на рязанцев, щеря в страшном оскале зубы, дико вереща и воя на свой лад. Басманов прикинул, что татар собралось в арке ворот едва ли не с полсотни и крикнул Флору:

-- Давай! Поджигай! -- и бросился за угол башни. Пушкари поднесли фитили к запалу, и один за другим грохнули два выстрела. И тут же мощный взрыв потряс стены башен. Из арки вырвалось пламя, опалив жарким языком находившихся близко людей, и унеслось, словно втянутое невидимой рукой обратно, упав на полосатые татарские халаты и лохматые шапки. Послышался дикий визг и на площадь выбросило несколько обгоревших, искореженных тел. Черные, обугленные, они еще извивались, шевелились, даже пытались ползти, но медленно замирали, успокаиваясь, и оставались лежать головешками перед остолбеневшими рязанцами.