Кучум (Книга 3)

-- Да, как и нас, -- Ермак внимательно глянул на него, пытаясь угадать, согласен ли Гаврюха идти в набег. Низовые атаманы на кругу толковали, что с ногаями надо дружбу держать, мол, царь Иван Васильевич не велел до поры до времени ссориться. Поэтому их набег шел в разрез с планами казацких старшин. Сами же они сидят по куреням, живут от дележа общей добычи, приносимой казаками из набегов. Им нет нужды рисковать жизнью. К тому же и царское жалование как ни как, а им попадает в первые руки. Ермак, не желая ссоры со старшинами, решил собрать в набег лишь близких ему казаков, которым тоже невтерпеж сидеть по куреням без дела, ждать общего похода на казылбашев или турок, когда собираются

и стар, и мал, идут всем войском, а в результате -- больше шума, чем дела.

-- Не пожалуют нас старшины за это, -- словно угадал его мысли самый рассудительный из всех Яков Михайлов, -- ох, не пожалуют.

-- Чхать нам на них! -- вскочил полукровка Гришка Ясырь. -- Пущай свои толстые задницы греют на солнышке, старшины наши. Им чего? На них не каплет...

-- А на тебя давно капать начало? Камышом бы прикрылся, -- ответил, топорща белесые усы, Яков Михайлов. -- Сам в прошлый раз первый наутек пустился. Забыл, что ль?

-- Это я первым? -- Гришка сделал вид, что ищет кинжал на широком поясе. -- Я первым бежал? А ты меня в балке так шибко обошел, что я сколь не гнал за тобой, а догнать не сумел.

-- Ладно, все хороши, -- Ермак нажал легонько на худое плечо Ясыря, усаживая того на место, -- дело будем говорить или квитаться начнем?

-- Давай о деле, -- подал голос молчаливый Гаврила Ильин, самый крупный и неповоротливый из всех, -- а то их брехунов не переслушаешь. Идите вон на улочку, да там и цапайтесь.

-- Так вот о деле, -- Ермак чуть выждал, собираясь с мыслями, и продолжал. -- Коль на большой табун наскочим, голов с полтыщи, то пастухов там не больше, чем два десятка будет. Снимем их: и мурзе отомстим, и кони наши.

-- И куда ж мы их денем? -- похоже, Яков Михайлов не хотел идти в набег или просто кочевряжился, набивал себе цену. -- Съедим? Старшинам подарим? Может, и скажут они за то спасибо, а может, и пожурят, что без спроса ихнего в набег на ногаев пошли...

-- Добрых под себя оставим, а остальных на продажу угоним.

-- Это куда ж? В Бахчисарай, что ли? Там они нас, ногайцы, мигом накроют, за ушко, да на солнышко сушиться подвесят.

-- Дай договорить-то, -- поморщился Гаврила Ильин, -- все норовишь поперек батьки в пекло проскочить.

-- Тоже мне, батька нашелся, -- скривился Яков, но, встретившись с налившимся гневом взглядом Ермака, осекся, -- прости, Тимофеевич. Не про тебя я... Про этого увальня, -- ткнул рукой в сторону Ильина.

-- Коней к кабардинцам отгоним. Есть у меня там дружки кой-какие, -закончил Ермак и замолчал, ожидая, что скажут остальные.

-- Я согласен, -- беспечно махнул рукой Гришка Ясырь.

-- Выдюжим ли втроем? -- покачал головой Ильин.

-- Ясно дело, что втроем и соваться неча. Тут дюжина добрых казаков нужна. Точно, -- высказался Яков Михайлов. -- И чтоб не кинулись, как зайцы, в разные стороны, в случае чего.

-- Вот каждый из вас еще троих и приведет. Таких, за кого головой ручаетесь, -- сжал жесткую пятерню в кулак Ермак, -- как за себя.

-- Это можно, -- протянул Гаврила Ильин, -- есть такие.

-- Вот и добре. Завтра под вечер и выходим. -- Ермак встал.

-- А чего другим говорить, коль спросят, куды собрались? -- не успокаивался ершистый Яков Михайлов.

-- На кудыкину гору...

-- Скажешь, на богомолье попремся грехи замаливать.

-- Ага, в монастырь подадимся. Кафтан на рясу менять, шапку -- на клобук. Это точно, -- засмеялся вместе с другими Михайлов. -- Эх, давненько не ходил я в доброе дело. Руки чешутся.

-- Вот и почешешь скоро, -- подтолкнул его в плечо Ермак, выпроваживая, чтоб поскорее остаться одному и обдумать до конца план набега, после того как заручился поддержкой друзей.

На другой день, под вечер собрались у переправы за станицей, подальше от любопытных глаз, и, оглядев друг друга, узнавая старых знакомцев, перемигнулись, посмеялись над Гришкой Ясырем, у которого, похоже, не ко времени загуляла кобыла, и тихой рысью тронулись вдоль реки.

...Сейчас Ермак поджидал их с известиями о ногайских табунах, разослав отряды по четыре человека в каждом в разные стороны. Сам не поехал, не желая впустую маять коня, метаться по степи. Все одно, все съедутся к нему, сообщат об увиденном.

Первым вернулся Яков Михайлов со своими людьми и безнадежно махнул рукой, спрыгивая с коня и тяжело отдуваясь.

-- Никого, кроме зайцев да байбаков, по всей степи не встретили. Видать, в другую сторону откочевали.

-- Ладно, отдыхайте покуда, -- щелкнул плетью по голенищу Ермак, -авось, другие наткнутся.

Когда солнце упало бочком на край земли, удлинив тени, давая степи возможность остыть, умерив свой зной до следующего дня, показался отряд Гришки Ясыря.

-- На ногаев наскочили! -- еще издали закричал он возбужденно.

-- И чего? -- все вскочили на ноги, потянулись к оружию.

-- Да их всего три кибитки стоит. Мы и подъезжать не стали.