Куда бежать? Том 3. Любовь

– Как арестовать? Я со светлыми помыслами. Хочу партии помочь. Зачем меня арестовывать-то?

– У вас, у вечно недовольных, все остальные вечно виноваты, – ответил Тельнецкий и повторил свой приказ, но уточнил: – Запереть арестованного на неделю.

Солдат взял ружьё на изготовку и показал Ковальскому на выход. У арестованного началась истерика. Он стал просить прощения, потом стал оправдываться, упал на колени, молил не лишать семью кормильца, давил на жалость, напоминая Тельнецкому о своих детях. На вопли прибежал Фреймо. Он мгновенно оценил обстановку и стал командовать выдворением Ковальского из кабинета. Когда все вышли, дверь кабинета осталась открытой. Почему-то её не закрыли, а точнее Фреймо не осмелился это сделать.

Мир теперь другой

У входа в кабинет стоял Никанор Иванович, такой же расстроенный, как и несколько часов назад, и никак не решался войти к сыну. Подконвойный Ковальский, выходя из кабинета, заметил Тельнецкого-старшего и бросился к нему с мольбами о помощи, но получил прикладом в спину и упал. Лежащего на полу арестанта солдаты схватили за плечи и поволокли к выходу. Никанор Иванович, ошарашенный происходящим, смотрел на малознакомого горожанина, не понимая, как ему поступить.

Тельнецкий, закрывая дверь кабинета, заметил отца, подошёл к нему и пригласил войти, но его просьба осталась без ответа. Никанор Иванович, будто вкопанный стоял на месте, не поднимая глаз. Тельнецкий, сообразив, что его отец шокирован увиденным, обратился мягким тоном:

– Отец, зачем вы здесь? Что-то случилось?

– Верните письмо. Мне нужно переписать, – сухо ответил Никанор Иванович, по-прежнему не поднимая глаз.

Тельнецкий вспомнил про письмо, подошёл к столу, взял конверт, осмотрел с двух сторон и неохотно протянул отцу.

Никанор Иванович молча взял письмо и вышел из кабинета.

Полчаса назад Мария Владимировна, заметив, как муж поручает дворнику отнести какое-то письмо, не удержалась и потребовала объяснений. Никанору Ивановичу деваться было некуда, и он вкратце рассказал, чего хочет добиться от сына своим письменным обращением, на что жена его отчитала:

– По вашему мнению, если бы нашего сына сегодня расстреляли там, в поезде, это было бы по-русски, а вот наказать злодеев – это, видите ли, не по-русски. Если уж суждено нашему сыну быть ответственным командиром, пусть делает так, чтобы мирный народ мог спокойно жить и не бояться всяких там анархистов или как их там ещё кличут. Народ должен знать: за нарушение правопорядка последует неминуемая кара. Никто не вправе лишать жизни другого человека. Если человек преступник, так пусть его наш сын и покарает, больше всё равно некому в нашем городе.

– Мария, вы не понимаете. Расстрелянный был ранен ножом.

– Перед тем, как его ранили, он был опасен? Он угрожал оружием?

– Да, в частности мне. Он направил на меня свой револьвер и потребовал… – Никанор Иванович задумался, вспоминая, чего же хотел тот несчастный, но почему-то в голове всё смешалось и вспомнить не получилось.

– Вот, ещё лучше! – не позволив мужу что-то там вспоминать, сдавленным голосом воскликнула хозяйка дома. – Тот негодяй и вам угрожал, но вы считаете, что его нужно было лечить и только потом покарать, если суд сочтёт необходимым. Война вот уже скоро как четыре года идёт, государство разваливается, какие-то анархисты орудуют и терроризируют мирных людей, а он, видите ли, требует наказывать преступников только по суду. Никанор, вот спросите людей, – Мария Владимировна показала рукой на кухарку, которая выглядывала из-за двери, – чего они хотят? И меня спросите, я тоже, как и любой человек, живу в этом городе, по этой земле хожу и, кстати, здесь родилась. Спросите меня, чего я хочу в это непростое время? Вот вы спросите любого, кто пострадал от рук этих злодеев! Спросите и послушайте, что они вам скажут, как нужно относиться к бандитам!

– Но даже в армии, – попытался перебить жену Никанор Иванович, но жена и эту мысль приняла в штыки:

– Вам тут не армия, тут другое. Тут война идёт с собственным народом, с собственной цивилизацией. Враг лицемерный ест тот же хлеб, что и мирный народ, отбирая его. От таких лицемерных врагов мирный народ погибает. Солдат на войне защищает Родину от врага, и там, на рубежах, может, и нужно врагу дать шанс образумиться, понять, что он не прав и не стоит воевать, а надобно дружить и сплотиться против других агрессий, но тут, в русском мире, творится террор, и пусть наш сын с ним борется. Если нужно расстрелять каждого, кто направит оружие против собственного народа, против любого мирного человека, так пусть наш сын это и делает, пока не очистит нашу землю от мракобесия.