Она вертким ужиком развернулась в его руках, подставив душистые полураскрытые губы. Обстановку немного разрядило то, что целоваться ей, по-видимому, нравилось. Он надеялся зацеловать ее до головокружения, до стона, и она в упоении откидывала голову, позволяя ему ласкать губами голубые жилки ее шеи, но ниже все шло прахом. Стоило ему коснуться ее обвитого шелками тела, как под его руками зарождался мелкий озноб, сбивавший его с толку. Солли не могла расслабиться. Она стискивала зубы, даже до крови закусила губу, пытаясь побороть эту позорную дрожь, но все было напрасно. Рэй разозлился. Кой черт! Это женское дело — понимать и приспосабливаться к мужчинам, с которыми им хочется быть. Ему бы и в страшном сне не приснилось, что он должен понимать какую-то женщину. Честно говоря, он бы с большим удовольствием смылся, но, представив себя в образе гнусного типа, отвергающего девушку на том лишь основании, что она впервые в жизни недостаточно раскованна в постели, отказался от этой соблазнительной мысли. В самом деле, он мог наградить ее комплексом неполноценности на всю жизнь. Видимо, она тоже боялась, что ему надоест все это, что он уйдет, потому что, захлестнув руки на его шее, сквозь зубовную дробь чуть слышным шепотом умоляла его не останавливаться. Потом она вырывалась и кричала от боли, но Рэй не был сторонником постепенного отрубания собачьего хвоста, а когда все закончилось, вздохнул с явным облегчением. Никогда раньше занятия любовью не отнимали у него столько сил. Ни о каком наслаждении, естественно, не могло быть и речи. Солли съежилась рядом, подтянув коленки к груди и спрятав в ладонях пылающее от стыда и мокрое от слез лицо.
— Ну хоть один из нас получил от всего этого удовольствие? — спросила она, не отрывая ладоней от лица.
Рэй хмыкнул.
— Да, — признал он, — лишать невинности Королеву эльфов — занятие не для слабонервных. Может, ты и могла бы играть на моих чувствах, как на арфе, но вот насчет физиологии эльфы тебя слабовато поднатаскали. Черт, неужели никто не предупредил, что в первый раз бывает больно?
Все будет нормально, если сейчас он заставит ее улыбнуться. Он потянул ее за руку, ту, что с родинками, пытаясь открыть зареванное личико, но руку у него с немалым раздражением выдернули.
— Ты здесь ни при чем, — заявил измененный слезами голос. — Это я сама во всем виновата. Я не ожидала, что все это будет именно так… И никому не доставит удовольствия. Ты-то как раз вел себя в высшей степени порядочно. Никаких претензий у меня к тебе нет. Одни сплошные благодарности.
Она вывернулась из-под покрывала, схватила с пола платье и метнулась прочь из грота. Волосы скрывали ее до колен.
— Ты куда? Постой!
— Не вздумай за мною гнаться, я все равно сделаюсь невидимой. И пойми, пожалуйста, мне совсем не хочется тебя видеть. Ох, Рэй, мы действительно перестали быть друзьями.
* * *
Продолжая всхлипывать, она брела, спотыкаясь о корни деревьев. Слезы застилали ей глаза, и она несколько раз пребольно уколола ногу, чего не случалось с ней с раннего детства. Разумеется, он сердится на нее! Хорошо, конечно, что он ничего не сказал, но он наверняка думает, что она сама не знает, чего хочет. И самое позорное в том, что это правда. Все вышло совсем не так, как ей обещали сладкозвучные эльфийские песни, это оказались совершенно разные вещи: мечтать о любви, как о достойнейшей из всех возможных игр, чувствовать ее и на самом деле ею заниматься. Все было так… больно и грязно! Она казалась себе куклой, которую изломали и выбросили в лес. Слезы то утихали, то вскипали с новой силой, и самое обидное было в том, что она ни с кем не могла поделиться своим горем. Ни один эльф не только не поймет ее, но искренне осудит, а из людей единственным, с кем она могла поговорить, до сих пор оставался Рэй. Она никогда, никогда больше не захочет даже увидеть его. Хорошо, если бы его где-нибудь убили, чтобы никто никогда не узнал! Тут она разрыдалась еще пуще, потому что однажды его уже чуть не убили. Единственное, чего ей сейчас хотелось, так это добраться до дворца, вымыться, забраться в постель и никого не видеть. Дня два. Или три. Три дня не есть, а только спать.
Она собрала вокруг себя клочки магии и кликнула единорога. Любого, кто окажется ближе, хотя знала их по именам и могла, когда хотела, позвать какого-то определенного, того, с кем ей хотелось пообщаться: единороги тоже различались характерами. Но сейчас ей нужно было одно: побыстрее выбраться из мрачного леса.
Единорог возник среди деревьев, пушистый и мягкий, призрачный, как сказка. Солли поманила его, он вытянул шею и пошевелил ноздрями. Переступил крошечными раздвоенными копытцами и остался на месте.
— Ну же! — теряя терпение, крикнула Королева. — Иди же ко мне! Ты что, не узнал меня?
— Тебя и вправду трудно узнать, Королева, — сказал единорог. — Я никогда прежде не видел, чтобы ты плакала.
— Я и не плакала прежде. Отвези меня домой.
Единорог в нерешительности мялся на месте.
— Боюсь, — наконец сказал он, — я не смогу этого сделать.