Куда идем мы… - 3

Сняв ожерелье, он положил его на берег у кромки воды и долго возился с черепами, выкладывая их как-то по-особенному. По его словам, бусины следовало расположить в определенном порядке – соблюдая план комнат в каком-то дворце. В общем, нужный порядок знал только сам Тот, да и то нетвердо. Провозившись около получаса и расставив, наконец, все по местам, сом аккуратно положил в середину конструкции маленькую оранжевую тыкву, которую он извлек из пространственного кармана.

И тыква вдруг превратилась не в лодку даже, а в небольшой кораблик.

– Плавать подано, – сказал Тот. – Помогите столкнуть.

Силы трех демонов оказалось достаточно для того, чтобы не только столкнуть – даже аккуратно снести кораблик в воду. Вскоре он закачался на байкальских волнах.

– Свистать всех на борт! – кричал Тот, стоя по пояс в воде. – Быстро, быстро! Кораблик не долго будет, быстрее плыть надо.

Четвертый и губернатор сели посредине, на весла, Жир и Тот – на носу, подменять бегемота, буксировавшего в данный момент кораблик в открытое море. А Псих устроился на корме и пытался наколдовать ветер. И преуспел – кораблик вдруг начал двигаться довольно ходко, и роли поменялись – теперь кораблик взял бегемота на буксир.

– Классная штука, – выдохнул Псих, неравнодушный к различным артефактам. – Тот, какой у артефакта кулдаун использования?

– Один к ста, – пояснил тот. – Час проплаваешь – сто часов в откате. Сутки проплаваешь – почти четыре месяца кулдаун. Год плывешь – сто лет пешком ходишь. Но про год – только предположения. Только предположения.

– Праны на поддержку корабля не хватит? – понимающе спросил Псих.

– Никто не может! Никто не может! – закивал Тот. – Я – самый продолговатый пользователь, я двое суток плыть могу. Больше никто столько не может. Двое суток – доплывем! Однозначно! Однозначно!

Попутный ветер, наколдованный Психом, дул в парус, расслабившаяся команда, предвкушая водную прогулку, устраивалась поудобнее, Тот встал на руль и правил к Ангаре, а Псих, сидящий рядом с ним, затянул:

По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
На нем рубашонка худая,
И множество разных заплат,
Шапчонка на нем арестанта
И серый тюремный халат.

– Стоп, стоп! – запротестовал свин. – Это что еще за доисторический шансон?

– Ну это песня такая. – пояснил Псих. – Он там Байкал переезжал, я думал – в тему будет. Могу другую.

– Давай другую, – повелел привередливый свин. – Не люблю шансон.

Псих хмыкнул и завел:

Славное море – священный Байкал,
Славный корабль – омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал,
Молодцу плыть недалечко.
Долго я звонкие цепи носил,
Долго бродил я в горах Акатуя.
Старый товарищ бежать пособил,
Ожил я, волю почуя.

– Ты прикалываешься, что ли? – разозлился кабан. – А других тем у тебя нет, кроме «Вот я откинулся – какой базар-вокзал»?

– Это не у меня нет, это все здешние песни про одно и то же. А что ты хотел? – хмыкнул Псих. – Мы, между прочим, сейчас покидаем самые легендарные каторжные места России. Это я тебе и без Пепки расскажу. Вон, тот же город Бабушкин, из которого мы отплывали – через него знаменитый Кругоморский тракт проходил, которым гнали этапы каторжников на Нерчинск и Акатуй.

– А не уголовные песни про здешние места есть? – продолжал допытываться свиноид.

– Есть, – кивнул Псих. – Советская комсомольская романтика первостроителей новых городов.

– Это как? – удивился Жир.

И вскоре над Байкалом уже летело:

Чуть охрипший гудок парохода
Уплывает в таежную тьму.
Две девчонки танцуют на палубе,
Звезды с неба летят на корму.
А река бежит, зовет куда-то,
Плывут сибирские девчата
Навстречу утренней заре
По Ангаре,
По Ангаре.

г. Иркутск,

столица Иркутской локации.

52°17′ с. ш. 104°18′ в. д.

В Иркутске паломники пришвартовались ближе к вечеру. Быстро превратив корабль обратно в ожерелье, Тот спросил у Психа:

– Мы сейчас куда?

– В мэрию, подорожную отметить, – ответил обезьян. – Заодно разведаем, не добрались ли сюда слухи о нас? Не должны вроде как, мы все-таки изрядно срезали путь. Соглядатаи, думаю, еще в дороге где-нибудь в районе Байкальска или Слюдянки.

Однако чиновник, принявший их в мэрии, отметив подорожную, встал, вышел из-за стола, поклонился и сказал: