На фотографию из уголовного дела за 46-й год невозможно смотреть без сострадания и участия. Лицо истерзанной женщины. Потухшие глаза. В них страдание, безнадежность и страх. Жизнь закончена – ни блестящей кинокарьеры, ни мужа, ни ребенка, сосланного вместе с семьей ее сестры в глухую северную деревню. Она увидит свою дочь, когда ей будет уже почти десять лет.
Судьба Зои Федоровой круто изменилась. Тюрьмы, пересылки, лагеря изменили ее психологию. Из заключения она выйдет другим человеком. Отсюда и ряд черт в ее характере.
Много раз нам приходилось держать многотомные дела, прикасаться к сотням человеческих трагедий. Поражает, что все они многотомные. Следствия велись годами, допрашивались тысячи и тысячи людей. Нужные показания давали родственники, близкие друзья, сослуживцы. Это не какие-то разрозненные листки доносов, каждое дело выстроено настолько логично и четко, что даже сейчас не можешь избавиться от ощущения, что все-таки что-то было.
В многотомном деле Зои Федоровой за 1946 год бесконечные стенограммы ее допросов: их было более ста, их проводили разные следователи, вызывая в основном по ночам. Здесь же показания свидетелей, людей из ее ближайшего окружения, годами кормившихся в ее доме, здесь же имена известных актеров, режиссеров, музыкантов, художников, военачальников, министров. За каждой фразой этих документов страх, боязнь за собственную судьбу, желание угодить. Но больше всего потрясли допросы ее родной сестры Марии, которая была арестована вместе с Зоей Алексеевной и вскоре погибла в заключении. Как и все, она подтверждала, что в доме Федоровой постоянно бывали веселые вечеринки, на которых, как правило, бывало много иностранцев, ответственных работников, высоких военных чинов. Хозяйка дома под хмельком вела себя неосторожно: ругала советскую власть, говорила, что все показуха, народ нищенствует, подвернись возможность, говорила она, «я бы приняла участие в покушении на Сталина».
А ведь все это было известно в КГБ, более того, на каждой такой пирушке бывали агенты, которые следили за иностранцами, их связями. Донесения об этом тоже есть в деле Зои Федоровой. Тем более неожиданной была для нее расплата.
– Двадцать пять лет! За что? Мои нервы дошли до такого состояния, что со мной сделался страшный припадок. У меня появилась какая-то дьявольская сила, как у буйно помешанной. В порыве отчаяния, помню, изогнула эмалированную миску, помяла ее и все расшвыряла. Здоровенный детина ворвался в камеру и избил меня. Вывернул пальцы на руках, выкрутил руки за спину, схватил меня за волосы и бил головой о койку. После этого я несколько дней пролежала в оцепенении. Хотела повеситься, не дали – перерезали чулки. Конвоиры показывают меня вновь пришедшим офицерам, как редкостного зверя, освещая лицо фонарем: мог ли ты предполагать, видя ее на экране, что она способна на такие преступления? И каждому хочется лягнуть меня побольнее…
Так что это было? Наказание за неверность, некая тайна, вторая жизнь, о которой не знали даже близкие ей люди, или месть бывших покровителей? Ведь Зоя Алексеевна была вхожа в самые высокие апартаменты.
– В январе 1941 года, будучи у Вас несколько раз по личным вопросам, я хорошо запомнила Ваши слова: вы разрешили обращаться к Вам за помощью в тяжелые минуты жизни. И вот минуты более чем тяжелые для меня настали. От глубокой обиды, незаслуженных страданий и недоумения мне хочется кричать «караул!». Обращаюсь к Вам за помощью – спасите меня! Я не могу понять, за что меня так жестоко терзают. Находясь в жизненном тупике, я обращалась с письмом лично к Сталину. Но ответа не получила. Пыталась добиться и встречи с Вами…
Так прошло восемь с лишним лет. Спасли смерть Сталина и расстрел Берии.
Ей было почти пятьдесят…
Что же это все-таки было? Может быть – рука КГБ, которая вела ее, карала и, может быть, спустя десятилетия, убила…
Рука КГБ
Во все времена перед каждым сыщиком, идущим по следу убийцы, первым и главным был вопрос: кому это выгодно?
Поначалу версий возникает множество. Но все они отпадают, пока не остается главная. И подчас главным может показаться то, что лежит на поверхности.
В деле Зои Федоровой такая версия появилась сразу, а, скорее, была навязана и следователям, и обществу. Публикации в газетах, журналах, книги – все говорило об одном: это политическое убийство.
По тем временам версия была действительно правдоподобная: два ареста, связь с иностранцами, дочь, уехавшая в Америку, сама Зоя Федорова накануне убийства собиралась в четвертый раз за океан. Да и следователей с первых шагов пускали по ложным следам, ограничивали действия, запросы по разным инстанциям оседали без ответов. Нам удалось разыскать тех, кто начинал раскручивать это дело: следователи по особо важным делам Анатолий Сазонов, Владимир Паршиков и Владимир Калиниченко. Они дополнили картину: пропадали документы и вещественные доказательства, часто менялись следователи.