Куда исчезают поклонники?

– А этот Слава не допытывался у тебя, не видела ли ты у себя дома каких-нибудь рукописных или отпечатанных листов, содержание которых показалось бы тебе, мягко говоря, странным? Документов, непосредственно к твоей семье отношения не имеющих? Фотографий незнакомых людей?

По мере того как Мариша перечисляла эти пункты, челюсть у Вики отвисала все ниже и ниже.

– Откуда ты знаешь? – возмутилась она наконец. – Скажи, ты подслушивала нас?

– Очень надо! Я и без того знаю, что за фрукт этот Слава. И что его интересует, тоже догадываюсь.

И Мариша рассказала подруге о подслушанном разговоре, который произошел между Милой и ее братом Славой. Вика подругу выслушала внимательно, чем порадовала ее. Похоже, бацилла влюбленности еще не успела захватить весь организм пациентки. И оставалась надежда на исцеление.

А дослушав Маришу до конца, Вика внезапно преобразилась. Из влюбленной и мечтательной она превратилась в решительную и язвительную.

– Вот мерзавец! – прошипела она. – Да, все было именно так, как ты и описала! Славу интересуют бумаги, оставшиеся мне от деда!

– И что ты ему сказала?

– Что я могла ему сказать? Рассказала про письма, которые хранила моя бабушка.

– А он?

– Не похоже, чтобы это сильно его заинтересовало. Слушай, Мариша, а что, он в самом деле не питает ко мне никаких теплых чувств? И все это было сплошной обман и притворство?

Вообще-то Мариша именно так и думала. Но расстраивать своими откровениями подругу было бы слишком жестоко. Поэтому она ободряюще похлопала ее по руке и произнесла:

– Никто не может знать, что творится у мужчин в голове.

– При чем тут голова! За любовь отвечает совсем другой орган! Сердце!

– Там дело вообще темное, – пробормотала Мариша. – Мужское сердце – предмет малоизученный. Очень может быть, что Слава в самом деле в тебя влюблен. А бумаги деда интересуют его лишь постольку, поскольку, так сказать, в приложении к тебе самой. Все может быть.

– Нет, – покачала головой ставшая вновь благоразумной Вика. – Скорей уж я интересую его постольку, поскольку могу вывести его на бумаги деда.

– А ты можешь?

– Я?.. Нет, пожалуй.

– Вот и радуйся. Слава питает к тебе чистые и не замутненные никаким расчетом чувства.

Но Вика не торопилась радоваться. И даже совсем наоборот, выглядела печальной и задумчивой.

– Знаешь, а ведь завтра он придет ко мне в гости.

– Кто?

– Слава.

– Ты его пригласила к себе в гости? Зачем?

– Ну, он так на это намекал, что мне было неудобно отказать.

– Неудобно писать на потолке!

– И кроме всего прочего, я подумала, а что тут такого? Родители у меня в отъезде. Почему бы и не позвать в гости симпатичного мужчину?

– Ну и ну! Ты его пригласила к себе в гости!

– Но, ясное дело, это было до того, как я узнала, что его интересую совсем не я. Верней, я, но как приложение к бумагам деда! А теперь я ему откажу!

– Ни в коем случае!

Вика изумилась:

– Как? Ты же сама сказала, что Слава ищет бумаги моего деда!

– Сказала. И от своих слов не отказываюсь.

– Так зачем же мне с ним встречаться?

– А вдруг он что-нибудь да и найдет?

– А... А нам с тобой это зачем надо?

– Разве тебе не интересно, что там в этих бумагах?

Вика пожала плечами:

– Интересно, конечно, но...

– Вот и отлично! – воодушевилась Мариша. – Будем искать!

Подруги просидели в гостях у Вани и его родственников до самого вечера. И за это время успели убедиться в том, что им это не показалось. Слава и в самом деле развил бурную деятельность по розыску бумаг Льва Илларионовича. Он даже не постеснялся и расспросил тетю Раю и дядю Толю, не сохранились ли у них дома какие-нибудь бумаги их отца.

– Воспоминания или мемуары такого человека были бы весьма интересны для широкой общественности! – вещал он с умным видом.

А эти два великовозрастных идиота смотрели в рот мерзавцу с доверчивостью грудных младенцев. Да еще дядя Толя вдруг взял и ляпнул:

– В самом деле, отец года за два или даже за три до своей смерти упомянул о том, что хотел бы засесть за мемуары.

Что тут произошло со Славой! Он буквально замер на месте, превратившись в соляной столб. На его лице жили одни только глаза, которыми он сверлил дядю Толю. Но эта фраза заинтересовала и остальных родственников.

– Мемуары? – пророкотала тетка Рая. – Толя, что это за мемуары такие? Впервые слышу.

Судя по всему, тетка Рая была со своим отцом не так близка, как дядя Толя. Впрочем, и он тоже мог быть назван близким Льву Илларионовичу человеком только на фоне своей сестры. Викин дедушка при жизни был человеком весьма замкнутым и нелюдимым. Но сын Толя пошел не в него. Он охотно объяснил сестре:

– Отец прожил долгую и бурную жизнь, был свидетелем многих событий, имеющих историческую значимость, общался с крупными деятелями. Он считал, что его воспоминания могут произвести эффект разорвавшейся бомбы, если он их напишет, а затем и опубликует.

– Как интересно! – воскликнула тетя Рая. – И отец их написал, эти мемуары?

– Насколько я знаю, он принялся за работу над ними. Это было еще до кончины тети Майи. Но и после ее смерти он продолжил свой труд.