Оулини сжала кулаки так, что побелели костяшки, бросила на меня затравленный взгляд, отчего мне захотелось уменьшиться в несколько раз, а лучше стать маленькой горошинкой и закатиться в ближайшую щель кельи. Да хотя бы тем самым крысиным помётом, неважно. Лишь бы не стоять здесь и не смотреть на сцену, которая началась из-за моих неосторожных слов. Шея девушки напряглась, лицо исказилось, и я подумал, что мне несдобровать. Как вдруг Великая ещё раз стрельнула в мою сторону глазами, обмякла и прошептала:
– Пусть всё останется как есть!
Великан смерил её тяжёлым взглядом с высоты своего роста, едва заметно улыбнулся и спокойно и ровно произнёс:
– Быть посему.
Карлик хихикнул и шумно почесал левый бок.
– Эллари, друг мой, – Эгон Дайк шагнул ко мне и положил свою мощную руку мне на плечо, отчего я содрогнулся. – Ты уже понял, почему лоза на гербе теперь изгибается в другую сторону? Почему жрецы читают проповеди в субботу, а не в воскресенье?
Голос Всадника звучал дружелюбно. Даже в прищуре карлика не было угрозы. Оулини же смотрела прямо перед собой, мимо меня, словно происходящее её нисколько не касалось.
– Происходят изменения Сущего, – осторожно ответил я, – это предвещало ваш приход. Пророчества предупреждали об этом.
– Ты путаешь причину и следствие.
В моей голове словно ударила молния. Мне не приходило в голову таким образом посмотреть на события. Но ведь это означает… Означает… Храни нас Незыблемый!
Но тут карлик вскочил на ноги и завопил что-то несвязное:
– Плиний! Мы ошиблись! Быстрее! Почти раскололась!
Раздалось три хлопка. Я остался один. Всадники растворились в воздухе. В келью хлынула темнота. Сначала потемнело в углах, а затем тьма накрыла меня со всех сторон.
Предел моему удивлению и ужасу остался где-то в зрачках Эгона Дайка.
Сердце колотилось, но я просто стоял на месте, ожидая, что будет дальше. Метаться по узкой келье бессмысленно. Да я уже не был уверен, что всё ещё там нахожусь.
Возможно, Всадники в спешке забыли взять меня с собой, но кто-то из них вспомнил обо мне и небрежно швырнул во мрак перемещений. Если это так, то вскоре я окажусь в самом неожиданном месте. А может, в монастыре произошла катастрофа. В таком случае постарались сами Всадники, одним изящным решением избавляясь и от писаря, и от его драгоценных свитков, и от всех, с кем он успел пообщаться. Значит, погибну и я. Бежать поздно и некуда. Мне в голову пришло ещё несколько вариантов. Среди них самый страшный: раскололась сама реальность, мир, который мы знали. Он давно пошёл трещинами, а Всадники, призванные его спасти, не смогли или не успели предотвратить непоправимое. В этом случае гибель грозит не только мне, но и всему человечеству. Родителям, приятелям и Лиете. Я почти не вспоминал её всё это время, проведённое среди Всадников, но сейчас при мысли о её возможной смерти у меня защемило сердце. Одно дело навсегда отказаться от своей любви, но знать, что с Лиетой всё в порядке, совсем другое – осознавать, что любимой грозит опасность.
Помертвев от тревоги за Лиету, я пропустил момент, когда чьи-то красные глаза, горящие злобой, стали надвигаться на меня в кромешном мраке, в котором мне так и не удалось начать видеть яснее, что обычно происходит, когда зрачки привыкают к смене освещения. Заметив неистовый недобрый огонь в глазах неведомого существа, полностью скрытого тьмой, я невольно отодвинулся к стене, но было поздно.
Огромная мохнатая лапа с когтями крепко схватила и сжала моё плечо, а потом внезапно крутанула на месте, так что я, сделав полтора не слишком изящных оборота, со всей дури плюхнулся на ледяной пол. Пахнуло смрадом. Тотчас просвистел кнут, пронзая тьму и вонзаясь в моё беспомощное тело. Мне показалось, что кожа на спине лопнула, а позвоночник треснул пополам. Этого я не вынес и заорал так, что меня должны были услышать все обитатели монастыря, включая загадочного Плиния, как сквозь землю провалившихся Всадников и ни о чём не подозревающую Лиету. Но мои вопли потонули в диком хохоте, внезапно раздавшемся со всех сторон. На мою спину обрушился новый удар. Теряя сознание, я прошептал женское имя.
И это имя было не Лиета.
Глава 4. Диковины
В лицо ударил шаловливый солнечный луч. Я часто заморгал и с усилием открыл глаза. Солнечный свет обильно заливал комнату через широкое резное окно в пол, перед моими глазами рябили разноцветные всполохи, а потому толком разглядеть ничего не удавалось. Внезапно я вспомнил кнут, алые глаза в темноте, мохнатую лапу и чудовищную боль в спине. Но ничего не болело. Замирая от страха, перевернулся на живот и осторожно исследовал спину. Спина как спина. Руки не нащупали ни повязок, ни ран, ни даже оставшихся шрамов. Что же это было? Сон? Видение? Но если это так, то откуда эта невероятная слабость и ощущение, что я провёл в постели долгое время?