Куда Кейнс зовет Россию?

Таблица № 2.6. Поголовье скота (на конец года в хозяйствах всех категорий, миллионов голов)

Составлена по данным: Российский статистический ежегодник 2011, с. 427.

Как видно, в 2010 году поголовье крупного рогатого скота составило лишь 35 %, коров – 42,9 %, свиней – 44,9 %, коз и овец – 37,4 % от уровня 1990 года. Но так как более трех четвертей производимого зерна обычно используется на корм скота, то вследствие отмеченного снижения его поголовья образовались излишки зерна, которых некуда было девать кроме как направить на экспорт. Так российское руководство нужду возвело в добродетель, изображая провал как успех.

И это не все. Следствием снижения поголовья, естественно, стало уменьшение производства продуктов животноводства, прежде всего мяса. Почти две трети своих продовольственных потребностей мы теперь удовлетворяем за счет импорта, что нас делает страной, зависимой от милостей других. И это при том, что крайне невыгодно экспортировать зерно и в то же время импортировать продукты животноводства. Чтобы животное нарастило мяса на один килограмм, ему необходимо скормить 5-7 кг зерна. Но если на мировом рынке за такое количество зерна можно получить, скажем, один доллар, то за килограмм мяса там же надо выложить, по меньшей мере, 3-4 доллара. Так что гораздо выгоднее было бы скармливать зерно скоту у себя и производить мясо самим, вместо того чтобы импортировать его извне. Правда, для этого нужен тот, кто будет этим заниматься. Но российский капитал предпочитает загребать куш посредством торгово-финансовых операций и спекуляций, чем заниматься хлопотливой организацией производства промышленных или сельскохозяйственных продуктов.

Вследствие всего этого импортная зависимость страны по машинам и оборудованию, продовольствию и изделиям легкой промышленности возросла настолько, что далеко перешагнула границу, допустимую интересами обеспечения безопасности страны. При сохранении нынешней зависимости от импорта в случае какого-либо серьезного международного осложнения наше положение окажется весьма уязвимым.

Вот почему результаты нашего пореформенного развития в рамках принятой модели рынка должны вызывать не успокоение (мы стали экспортирующей страной!), а, наоборот, тревогу. То, что объем ВВП к 2010 году еле достиг уровня двадцатилетней давности, надо считать не ростом, а лишь восстановлением разрушенной в ходе реформ российской экономики. Если бы статистика подсчитывала не стоимостный, а физический объем обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства в неизменных ценах, то, скорее всего, оказалось бы, что мы еще далеки от достижения уровня советского периода.

3.2. Научно-техническая деградация экономики

Не могло быть иначе, чтобы развал производственного сектора не оказал пагубного воздействия на остальные стороны экономики. Правда, российские адвокаты капитализма неуклюже оправдывают этот развал необходимостью перехода немало немного к новой, постиндустриальной технологии, где доминирующую роль приобретает сфера услуг, прежде всего путем широкого применения информационных технологий (IT). Но в рамках принятой модели рынка это не иначе как погоня за журавлем в небе. Откуда же возьмутся передовые технологии при развале нашей промышленности, науки и техники? Не ожидают ли адвокаты принятой модели рынка, что пионеры IT по доброте души начнут делиться своими секретами с нами? Но отчего же? Пока же мир видел другое: обладатели передовых технологий держат их в строгом секрете и пользуются своим положением в этой области для установления и поддержания своего монопольного господства над другими.