Куда Кейнс зовет Россию?

Подобная оценка нашей ситуации теперь редко оспаривается. Тем не менее, дальше констатации обычно не идут. Между тем из нее вытекает вывод о несоответствии принятой модели нашим нуждам. Любопытно, что, отвечая на критику по поводу того, что валютные средства остаются за рубежом и не инвестируются в экономику, российские власти оправдывались тем, что такой способ хранения средств является более надежным. Если же мы вернем деньги домой, доказывали власти, то средства могут быть разворованы. Хорош капитализм с капиталистами, желающими только одного – подкупать чиновников и с их помощью прихватывать государственное добро! Широко распространена практика, когда выделенные государством средства исчезают в пути и по назначению не доходят. Таков реальный «автоматизм» действия рыночных сил в наших условиях.

В итоге следует признать, что мы получили модель экономики, последствия которой сильно отличаются от тех, которые предсказывались неоклассической ортодоксией. Вместо обещанного ускоренного роста экономики и всеобщего благополучия населения мы увидели, что одни приобрели несметные богатства страны, другие же, наоборот, лишились даже тех прав, которые имели в прошлом, и впали в рабскую зависимость от своих работодателей при безразличии к их судьбе со стороны государства и класса предпринимателей.

2. Кейнсианский пересмотр неоклассической ортодоксии

Трагическая судьба поставила нас перед необходимостью поиска альтернативной экономической теории, указывающей пути выхода из нашего положения. Как было отмечено выше, на Западе такой вопрос встал задолго до российских реформ и горьких уроков нашего капитализма. Но по мере того как провалы реформ становились все более очевидными, необходимость альтернативной модели развития все громче стала стучать также в нашу дверь. При этом было ясно, что марксизм сталинско-брежневского разлива не способен предложить такую модель. Во-первых, потому, что, приспособленный к защите интересов советской бюрократии, он утратил свой научный характер и не мог быть средством решения проблем. Во-вторых, потому, что наше сегодняшнее общество принципиально отличается не только от прежнего, но во многом даже от западного капитализма. Это значит, что мы нуждаемся в обновленном теоретическом компасе и инструментарии. Не только советская модель социализма не была той, за какую она себя выдавала, но и пришедший ей на смену капитализм не оказался таким, как его рисовала неоклассическая ортодоксия.

Принятая нами на новое идейное вооружение теория страдает тем же, если не сказать большим, – догматизмом и предвзятостью, что и советский марксизм. Если марксизм идеализировал советскую реальность, то новая ортодоксия идеализирует капиталистическую реальность. Это видно из того, что с разрисованного неоклассикой ясного неба грянул на нас очередной мировой кризис, которого, по ее же теории равновесия, быть не должно. Многие другие постулаты ортодоксии, по мнению неортодоксальных экономистов, также оцениваются как несостоятельные, поскольку не имеют эмпирического подтверждения и не отвечают требованиям логического теста. К этому прибавились результаты рыночно-капиталистического эксперимента в постсоветских государствах, опровергающие постулаты неоклассической ортодоксии.

Однако необходимый для нас теоретический выбор, как отмечалось во введении, затрудняется тем, что соответствующей нашим условиям концепции в готовом виде нигде не существует. Даже наиболее близкое к нашим условиям кейнсианское наследство не является таковым. Оно неоднозначно, что прежде всего относится к самому Кейнсу. В одной своей части, в макроэкономической теории, Кейнс выступил как подлинный революционер, отбросив неоклассические (по его терминологии доклассические) догматы о laissez faire и саморегулировании, закон Сэя или трактовку заработной платы как предельного продукта труда. Вместо них он выдвинул новые и доказал необходимость полной занятости и стимулирования совокупного спроса.