Куда мы, папа? (сборник)

Я буду частично получать твою пенсию. Так что ты продолжаешь дарить мне подарки и после смерти. Мне очень больно. Лучше бы я мог дарить подарки тебе.

У меня в компьютере есть файл с твоей фотографией. Часто хочется его открыть и увидеть тебя в полный рост. Проблема в том, что мне не нужен никакой файл, я и без того вижу тебя постоянно, ты завоевала меня, ты везде.

Я нередко упрекал тебя в том, что ты чересчур милая. Меня даже слово «милый» раздражало. Но с тех пор, как ты исчезла, я изменился. Когда люди со мной милы, я теперь это ценю, ощущаю какие-то внутренние движения души. Видимо, у меня старческое размягчение мозга, за которым последует слабоумие. Скоро стану добреньким маразматиком, любящим всех вокруг. И вдобавок невыносимым занудой.

Биологическое разложение меня очень волнует. Представляю себе разных идиотов на смертном одре, и мертвыми они производят на меня такое удивительное впечатление, как даже самые несносные кретины. Ведь после смерти они перестают быть собой, перестают болтать и думать всякую чушь. В День всех святых[34] я не хожу на кладбища, потому что в этот день там больше живых, чем мертвых. В Шаранте наш сад располагался прямо между кладбищем и чужими земельными участками, между мертвыми и живыми. Надо сказать, соседи были очень разными. С одной стороны – дома, облицованные искусственным камнем, барбекю в стиле Людовика XV, бассейны с кричащими детьми, вечеринки, дни рождения, свадьбы, караоке…

С другой стороны – маленькие строения из древнего камня, искусно отделанные колоколенки, скульптуры, тишина, никаких машин, цветы, птички на крестах, завывание ветра. В таком месте почти хочется жить.

У нас было несколько машин. Ты обожала кабриолет Citroёn. Но еще у нас были двухместный Volvo, Alfa Romeo 6, кабриолет Peugeot 404 и двухместный Rover. Потом были прекрасные Camaro и Bentley, королевская машина в самый раз для тебя. Мне, простому шоферу, выпало счастье называть королеву на «ты».

Я ношу твой чудесный бежевый шарф с маленькими гранатовыми и зелеными цветочками. Вчера пара человек сделали мне комплимент, а я рассказал о том, что шарф твой и твоего вкуса хватало на двоих. Неудивительно, что ты выбрала меня. Я этим очень горжусь, и не сомневайся, я об этом не болтаю.

Я знаю, ты многим нравилась, и у меня были очень мощные конкуренты, хоть ты этим никогда и не щеголяла, щеголял исключительно я – хвастался тобой, как петух.

Недавно меня пригласили на телепередачу – обсудить запрет на курение вместе с Вермюсом[35]. Он был очень мил. Вдовцы всегда вызывают симпатию. Он спросил у меня, счастливый ли я курильщик. Я ответил: «Курильщик – да».

Тебе удалось меня приручить. Ты знала, что я не так плох.

Ты была сильной личностью. Когда я за что-нибудь перед тобой извинялся и перечислял известных мне плохих мужей (худших, чем я), ты говорила: «Их бы я точно не вынесла».

А меня ты вынесла. Я выносимый.

В моей карьере случались моменты взлетов и падений. В любом случае я рад, что дал тебе все, что мог.

«Добрый день, госпожа Сильви Фурнье, ваша задолженность за 28.03.11 составляет 0,89 евро».

Госпожа SFR[36] не желает смотреть правде в глаза и продолжает отправлять тебе письма после смерти.

А ведь ее предупреждали, она просто отказывается посмотреть правде в глаза. Не может пережить утрату, она безутешна.

Для госпожи SFR ты не человек, а клиентка, так что умереть ты не можешь. Ведь у банковского счета нет души. У госпожи SFR, впрочем, тоже. Она надеялась взимать плату ad vitam aeternam. А теперь – всему конец.

Бедная госпожа SFR, должно быть, она так несчастна!

Один раз попав в список клиентов SFR, человек становится бессмертным, какие там кладбища! SFR – лекарство от смерти!

Когда ты перестала работать на телевидении, вернее – когда у телевидения случился привычный приступ амнезии и тебя лишили работы, я часто сокрушался по поводу нас. Мне казалось, нам надо побыть в одиночестве, отдельно друг от друга. Теперь я более чем одинок.

Я отдаю себе отчет в том, что могу быть злым, как ребенок с ангельским личиком, который отрывает крылья мухам и не понимает, что в этом плохого. Правда, у меня отнюдь не ангельское личико, и муха моя была стрекозой, и стрекоза улетела.

Иногда я тебя ревновал. Ты всем нравилась. Меня это бесило. И чтобы отомстить, я обвинял тебя, говорил, мол, ты со всеми заигрываешь. Мне казалось, ты слишком мила со всеми. Но мои упреки несправедливы. Ты просто была мила от природы, вот и все.

Вчера я был на книжном салоне с Вероникой. Смотрел на писателей, на их книги на прилавках, и мне казалось, мы все – мясники.

Выставляем перед публикой свои потроха, но не сердце. А интересуются нами только мухи.

В книге ты, как всегда, говоришь о других, не о себе. Других ты слушала терпеливо и внимательно, как меня. Заводила новых друзей.

Каникул я ожидаю с содроганием. Не знаю, хватит ли у меня духу поехать в наш прекрасный дом в Шаранте без тебя. Все начнут спрашивать, как у тебя дела, придется рассказать о твоей кончине. На меня опять буду бросать скорбные взгляды и подбадривать так, что захочется умереть.